ки за рулем, злоупотребления таблетками. Но Шайла Арнольд ушла из жизни не так.
Формально причиной смерти стала травма от удара тупым предметом, нанесенного ее бойфрендом, Грэмом Кэллоуэем. Следы морской воды в легких позволяли сделать самое простое предположение о том, что она утонула, но при более тщательном осмотре нельзя было не заметить шишку на голове и слипшиеся от крови пряди длинных светло-медовых волос.
Травма от удара тупым предметом. Так сказано в свидетельстве о смерти. И записано в регистрационных книгах. Но на самом деле она умерла не от этого. Не травма от удара стала причиной ее смерти. Я думаю, она умерла от злости, от предательства. От желания получить слишком много всего и сразу. От того, что никогда не чувствовала себя сытой. Всепоглощающая ярость разрушила ее. Мне ли этого не знать, ведь я испытываю то же самое. Почему нам пришлось страдать? Почему выбрали именно нас? Как получилось, что мы слетели с катушек?
Уже и не вспомнить, какими мы были раньше, когда гнев прорывался наружу лишь временами. Мимолетным чувством, вызванным ссорой с мамой или упрямым желанием моего младшего брата, Джареда, съесть последний кусок яблочного пирога в День благодарения. Такие вспышки гнева казались безобидными, потому что рассеивались сами собой. Как морская волна накатывает и обрушивается на берег, прежде чем успокоиться. Все неизменно возвращалось на круги своя.
Теперь же во мне как будто живет монстр. Он поселился во мне навечно и только и ждет удобного момента, чтобы вырваться из моей груди на свет божий. Интересно, не так ли чувствовала себя Шайла в последние мгновения своей жизни?
Говорят, только святые умирают молодыми, но это всего лишь строчка из глупой песни, что мы распевали. Это не про жизнь. И это неправда. Я знаю точно, потому что Шайла Арнольд была какой угодно – блистательной и веселой, самоуверенной и необузданной. Но если честно? «Святая» – это совсем не про нее.
1
Первый день учебного года подчинен неизменному сценарию: мы отдаем дань памяти Шайле. Сегодня она могла бы отмечать начало своего выпускного года. Вместо этого вот уже три года как ее нет с нами. И мы получаем еще одно напоминание о том, что с ней произошло.
– Готова? – спрашивает Никки, когда мы въезжаем на стоянку. Она лихо паркует свой блестящий черный «БМВ», подарок родителей к новому учебному году, и делает жадный глоток кофе со льдом. – Потому что я совсем не готова. – Она опускает зеркало, наносит на губы слой помады цвета арбузной мякоти и щиплет себя за щеки, пока на них не появляется румянец. – Не проще им было бы установить мемориальную доску, устроить благотворительный марафон или что-то в этом роде? Чем так издеваться над нами?
Никки вела обратный отсчет до первого дня выпускного года с тех пор, как мы разошлись на летние каникулы в июне. Сегодня она позвонила мне в 6:07 утра и, когда я перекатилась на край кровати и в тумане дремы схватила трубку, даже не стала дожидаться моего приветствия.
– Будь готова через час или ищи другого, кто тебя подвезет! – крикнула она, стараясь перекрыть шум работающего фена.
Ей даже не пришлось сигналить, когда она подъехала к моему дому. Я догадалась, что она ждет снаружи, по оглушительным звукам песни Уитни Хьюстон «Как мне узнать». Мы обе питаем слабость к музыке восьмидесятых годов. Когда я забралась на переднее сиденье, Никки выглядела так, словно уже выпила два «венти»[1] из «Старбакса» и с ней поработала целая команда визажистов и стилистов. Ее темные глаза мерцали, подведенные блестящими тенями, а рукава темно-синего блейзера с эмблемой подготовительной школы «Голд Кост»[2] она закатала до локтей в искусной, но небрежной манере. Никки – одна из немногих, кому удается придать шик нашей уродливой школьной форме.
К счастью, прошлой ночью меня не мучили кошмары и почти вечные мешки под глазами исчезли. Не повредило и то, что у меня оказалось несколько лишних минут, чтобы нанести толстый слой туши на ресницы и привести в порядок брови.
Когда Никки вырулила с подъездной дорожки моего дома, у меня закружилась голова от предвкушения. Наше время пришло. Наконец-то мы добрались до вершины.
Но теперь, когда мы действительно здесь, впервые на парковке для выпускников «Голд Кост», дрожь пробегает у меня по спине. Нам предстоит пройти через мемориал Шайлы, и он висит над нами, как облако, готовое пролиться дождем и смыть все следы веселья.
Смерть Шайлы стала первой за всю историю «Голд Кост», поэтому никто не знал, как себя вести и что делать. Но, так или иначе, выход нашли. Учебный год решили начинать с пятнадцатиминутной церемонии в честь Шайлы, сохраняя эту традицию до тех пор, пока мы не окончим школу. И в качестве благодарности Арнольды выразили желание пожертвовать средства на обустройство нового английского крыла, названного именем Шайлы. Хорошо сыграно, директор Вайнгартен.
Но никто не хотел вспоминать Грэма Кэллоуэя. Его имя даже не произносили вслух.
Прошлогодняя церемония памяти прошла не так уж плохо. Вайнгартен взял слово и сказал что-то о том, как Шайла любила математику – вот уж неправда! –