Гуле на прощание. – Опять холодина». Она вышла из клуба и направилась сквозь дворы к проспекту. Звук ее шагов эхом отражался от кирпичных двухэтажек, где размещались офисы, и построек неопределенного назначения, служивших пристанищем для мелких магазинчиков, шоу-румов безвестных дизайнеров, крошечных кафе. В будке охранника синим мерцал телевизор. Светка обогнула шлагбаум и, ежась от утренней промозглости, пошла на остановку. Сизо-черное небо понемногу светлело. Она села в автобус и прислонилась к окну, пытаясь задремать. За два года работы на Сашу Светка привыкла к постоянным недосыпам. Усталость свинцом заливала ей голову, тяжелила веки.
Автобус резко затормозил, выведя Светку из сонного забытья. Она нашарила в сумке пудреницу и уставилась на свое бледное, лоснящееся лицо: поры забиты тональным кремом, синева четко обводит кожу под глазами. «Когда-нибудь эта сволочь выплатит мне зарплату. Поеду в Турцию, возьму простенький олл-инклюзив. Буду есть, пить и спать. И лежать на море. И больше ничего! Как я хочу на море. Не могу уже здесь находиться». Такие мысли одолевали Светку последние полгода, а под «здесь» подразумевались город, дом и, конечно, клуб. Светка давно перестала любить то, чем занимается, но, скрепя сердце, продолжала работать. Удерживали ее страх перед будущим и, конечно, отношение к Саше, хотя восхищаться им она давно перестала.
Объявили ее остановку, и Светка разлепила глаза. Она сошла на 14-й линии и побрела через дорогу к круглосуточному магазину. Молочное свечение от вывески «24 часа» прорезало сиреневый утренний полумрак. Светка осторожно переставляла ноги на скользких ступенях.
– Маруська-то моя утром пришла, на кровать легла, ластится. И задрыхла прямо в ногах, – рассказывала продавщица полному дяденьке в кепке. – Я стала вставать, спихнула ее, так она обиделась, под диван забилась и не разговаривает со мной.
– Это потому, что Маруся у вас Овен по зодиаку, как и мой Василий, – авторитетно заявил дяденька. – У кошечек-Овнов характер – ой какой непростой.
Светка дико посмотрела на них.
– И не говорите… Что желаете, девушка? – опомнилась продавщица.
– Четыре пакетика «Пурины», батон, яйца и «Нескафе» растворимый, – хрипло ответила Светка. – И сигареты еще, пожалуйста.
Выйдя из магазина, Светка распечатала пачку. Моросил дождь, она укрылась в арке и закурила. В доме напротив свет не горел, она привычно нашла взглядом окна квартиры на третьем, где жила ее лучшая подруга Чук.
Катя Пилипчук обитала в небольшой, но отдельной квартире, с полным комплектом родителей (стерва!), была худенькой и хорошенькой даже без макияжа, и ее кот Боня был породистым мейн-куном, в отличие от Светкиного дворового Маси. Они с Чук были неразлучны с первого класса, когда волей учительницы оказались за одной партой. Светкина мама преподавала в этой же школе биологию, а позже стала завучем. Легкая зависть к Чук сопровождала Светку всю жизнь, и со временем притупилась, стала привычной, как застарелая зубная боль.
В доме Чук, имелся огромный шикарный чердак со свободным выходом на крышу, где они