выхода на пенсию бабушка устроилась билетершей в театр. Заядлая театралка, она обожала свою работу. Светка часто приходила на спектакли, протаскивала знакомых, а вот теперь и Леву. «Какой хорошенький мальчик», – умилилась бабушка, впервые увидев его – тщательно причесанного и в рубашке вместо обычной толстовки.
Тем вечером бабушка, как обычно, пришла на работу, повесила пальто – и вдруг стала оседать на пол. Перепуганные сотрудницы вызвали «скорую», и вот теперь бабушка лежала на койке, опутанная проводами капельниц, разом еще больше постаревшая. Ее истончившаяся кожа сливалась цветом с серым больничным бельем, узловатые руки лежали на покрывале. Светка потянулась погладить бабушкины пальцы и поразилась их безжизненности. В коридоре врач торопливо объяснял плачущей Светкиной маме: «Хорошо, что в довольно легкой форме. Восстановление произойдет, но займет время. Несколько месяцев точно, а, может, и год. Сейчас левая половина тела функционирует плохо, но разработать можно. Массажи, уколы, лечебные ванны. Мы вам все распишем. Пока понаблюдаем в стационаре».
Прошло три недели с момента выписки бабушки. Светка шла в институт. Она чувствовала полуобморочную слабость от недосыпания: бабушка стонала и просыпалась по ночам, Светка вставала, на ощупь проверяла простыни, осторожно ворочала тяжелое бабушкино тело, давала попить. Она лежала на маминой кровати и беззвучно плакала. Когда все это закончится? Мать совсем раскисла – приходя с работы, она валилась на кровать в Светкиной комнате и подолгу лежала, не зажигая света. Часто она засыпала в одежде, не смывая косметики, а по утрам сидела на кровати, тяжело уронив руки между колен, у локтя дымился принесенный Светкой кофе. После ее ухода на работу Светка заходила в комнату, меняла запачканную тушью наволочку, открывала окно и шла на кухню – варить жидкую кашу для бабушки. Нафиса, соседка, приносила бульон с рисом и сочувственно («Ты совсем вымоталась, девочка») угощала горячим, в рыжих блестках моркови, пловом.
«Лева, ты где, ты мне нужен», – думала Светка, тупо рассматривая жизнерадостно яркие коробки с витаминами в аптечной витрине. Он звонил и писал ей скупо и редко, ссылаясь то на занятость по учебе, то на нежелание беспокоить ее, пока она с бабушкой. Пригласить его домой не было никакой возможности, приехать в общагу – тоже: у Левы было трое соседей. Пару раз, упросив Нафису присмотреть за бабушкой, она уходила гулять с Левой. Они сидели в сквере у института, и Светка вздрагивала от каждого звука, ожидая, что Нафиса позвонит и попросит срочно бежать домой.
– Да, что уж тут скажешь, – тянул Лева, ежась под курткой. – А что твоя мать?
– Да у нее, по ходу, депрессия», – Светка старалась, чтобы это прозвучало максимально небрежно.
– А отец?
– Понятия не имею, мы с ним не общаемся.
– Как так? – вытаращился Лева, домашний мальчик с полным комплектом родителей, двумя сестрами и собакой. Светка молча прижималась к Леве.
На третью неделю