говорит он, – вы только посмотрите на себя. Вы все просто прелесть. Принести вам что-нибудь? Может, сока? – Он смотрит на Люси. – Им можно пить сок?
Она кивает, и Майкл смотрит на горничную. Та стоит в тени террасы в задней части дома.
– Джой! Немного сока для детей! Спасибо! А ты, Люси, что будешь? Вино? Пиво?
Люси не пила уже несколько недель. Она бы отдала все на свете за глоток пива. Но лучше не стоит. В течение ближайшего получаса она должна сохранять ясность мыслей. Она отрицательно качает головой.
– Нет, спасибо. Меня вполне устроит сок.
– Три сока, Джой. Спасибо. А для меня еще одно пиво. Да, и немного картофельных чипсов. Тех, как их там называют, рифленых. Ну, вы поняли.
Он снова переводит взгляд на Люси – нарочито удивленный и по-мальчишески озорной.
– Садитесь, садитесь.
Он переставляет стулья, и они садятся.
– Итак, – говорит он, – Люси Лу, как, черт возьми, ты поживаешь?
Она пожимает плечами и улыбается.
– Сам знаешь. Потихоньку. Старею. Становлюсь мудрее.
– И ты все это время была здесь?
– Да.
– Так и не вернулась в Англию?
– Нет.
– И твоя дочь… кто ее отец? Ты замужем?
– Нет, – снова говорит она. – Мы жили вместе пару лет. А потом, около трех лет назад, он вернулся в Алжир, чтобы «навестить семью», и с тех пор мы о нем ничего не знаем. Ни слуху ни духу.
Майкл морщится, как будто в его глазах исчезновение отца Стеллы сродни физическому насилию по отношению к Люси. Как говорится, чья бы корова…
– Понятно, – говорит он. – Как все сложно. Значит, ты мать-одиночка?
– Именно. Она самая.
Джой возвращается, неся на подносе кувшин охлажденного апельсинового сока, три стакана на круглых картонных подставках, чипсы в маленьких серебряных мисочках, крошечные бумажные салфетки и пластмассовые соломинки. Майкл наливает сок, вручает каждому из них по стакану и предлагает рифленые чипсы. Дети жадно набрасываются на них.
– Помедленнее, – шипит на них Люси.
– Все в порядке, – говорит Майкл. – У меня их большой запас. Так где ты живешь?
– То здесь, то там.
– А ты все еще?.. – Он жестами изображает игру на скрипке.
Она криво улыбается.
– Да… играю. То есть играла. Пока какой-то пьяный придурок-англичанин на одном мальчишнике не решил выхватить ее у меня, а потом заставил в течение получаса бегать за ним и его дружками, чтобы вернуть инструмент… после чего разбил скрипку о стену. Сейчас она в ремонте. Или, возможно, ее уже отремонтировали. Но… – Во рту у нее пересыхает от страха. – У меня нет денег, чтобы заплатить за работу и забрать ее.
Он смотрит на нее, как бы говоря «бедная ты моя». Этим взглядом он удостаивал ее всякий раз после того, как делал ей больно.
– Сколько? – спрашивает он и уже ерзает на стуле, чтобы достать из заднего кармана бумажник.
– Сто десять евро, – говорит Люси, и ее голос слегка дрожит.
Она наблюдает, как Майкл