наедине с собой, то есть в своем творчестве. Поддерживал начинающие таланты, а это значило, что был лишен зависти и верил в будущее. Люди не завидуют в том случае, когда знают, что сами что-то могут. Вахлаков не завидовал, но и сам ничего не мог.
Вахлаков происходил из царской фамилии: в его родословной значилась любовница Ивана Третьего. Вахлаков скрывал эту подробность, но в его осанке, несмотря на оторванную пуговицу, пробивалось нечто царственное.
– Цыганкова! – царственно приказал он. – Проверьте факты!
Цыганкова открыла свой блокнот и что-то в нем записала. Она всегда добросовестно записывала все свои обязанности, но никогда их не выполняла. У нее постоянно было плохое настроение.
Счастливых людей Гия не любил. Ему нравились те люди, которым нужно было помочь, сделать для них доброе дело и, таким образом, оставить в них себя. Но еще больше ему нравились люди, которым надо было помочь, но они отказывались от помощи. Они ни у кого ничего не просили, потому что желали остаться независимыми.
– Семечкин! – окликнул Вахлаков. – Что там у вас происходит?
– Где? – испугался Гия.
– Свечки бенгальские зажигаете, человечков рисуете…
Гия промолчал.
– Почему вы молчите?
– Я не понимаю – нравится вам это или нет?
Вахлаков свел брови, он сам не знал – нравится ему это или не нравится.
– Странно как-то, – нерешительно сказал он. – А зачем вы зажигаете свечки?
– Они красиво горят.
– А человечков зачем?
– Это как печать. Ведь ставят люди печати.
Вахлаков поскреб ногтем щеку.
– Распускают слух, будто вы все можете. Мне это не нравится. – Здесь Вахлаков определенно знал свое отношение.
– Я тут ни при чем, – объяснил Гия. – Слухи живут отдельно от людей и не имеют к ним никакого отношения. Слухи сами по себе, а люди – сами по себе.
Когда летучка окончилась, Вахлаков подошел к Семечкину и тронул его за локоть.
– Гия, – Вахлаков оглянулся на дверь, – у меня к вам просьба.
– Кабинет восемьдесят восемь, – вежливо сказал Гия. – В порядке общей очереди.
– Мое дело особенное, – пообещал Вахлаков. – Для вас как для специалиста оно будет особенно интересным.
– А какая просьба? – спросил заинтригованный Семечкин.
– Сделайте так, чтобы я был молодой.
– Как молодой?
– Ну… мне сейчас пятьдесят восемь, а чтобы было тридцать.
– Это невозможно.
– Почему?
– Потому что это противоречит закону философии.
– Какому закону?
– «Отрицание отрицания». Я не могу менять диалектику, ее Гегель придумал.
– У меня позвоночник болит, – пожаловался Вахлаков. Ему казалось, что можно уговорить Гию, если попросить хорошенько. – Во время войны меня тряхнуло. Я упал, позвонок сместился и теперь давит на нерв. Вот я с вами разговариваю, а в пояснице как зубная боль и в ногу отдает. Скажите, интересно так жить?
Гия ничего