(Л) такая, как Челентано: «Сюзанна, Сюзанна, Сюзанна, Сюзанна море мо», а вторая (А) пальцами щёлкает, на коленку припадает, руками машет. А я в хвосте плетусь, ржу, как воскресшая лошадь. Поднимаемся на четвёртый этаж, а там «Тапки» стоят возле двери Гнома. Пришёл к нему в гости, ждал. Офигел, наверное, с эстрадного концерта Бременских музыкантов. Лика: «О, господи!», Алинка: «Блин!», Сашка: «Оладушек!», я – подавилась. Закашлялась. Мне стали дружно стучать по спине, чуть душу не вытрясли и лёгкие. Потом вышел Лёшка, мы свалили гулять. Все вместе. Но я не хочу с ними дружить, они глупости всякие городят, наглые, ужас, но девочкам нравятся, а у нас ведь союз! К тому же Лика тоже загорелась Алинкиной идеей перевоспитать хулиганов и двоечников. Сказала: «Будем из Белых тапочек делать пионерский галстук. Красный». Ага. Ишь, Макаренки! Посмотрю, что из этого получится, тем более, что мне на воспитание никого не досталось, хи-хи-хи!»
Но насколько помню, дело закончилось ровно наоборот. Вместо того чтобы делать уроки, учить хорошим манерам Буратин, Мальвины принялись с ними гулять на всю катушку. Обносили клумбы и деревья на соседних улицах, где стояли уже не многоэтажные дома, а частные, и садов-огородов хватало на всех. Зачем нам понадобились зелёные яблоки, огромные букетища сирени и тюльпанов – непонятно. Лазали по крышам гаражного комплекса, с разбегу перепрыгивая с одного железного строения на другое, по подвалам слонялись – что за клады искали – неизвестно. Приключений на пятую точку, видно, хотелось найти. Проснулся дух авантюризма, жажда риска или надоело быть пай-девочками, кто знал? Дразнили бабушек, слушали ужасную музыку (рок и шансон), забывали о школьных занятиях. А что ребята переняли от нас? Пожалуй, перестали часто и много ругаться (если срывалось крепкое словцо, добавляли – извентиляюсь), стали играть в наши любимые игры вроде «стоп-каликало-точка», «от 0 до 12», «колечко» и «казаки-разбойники». Летом общение сошло на нет: все разъехались кто куда, по бабушкам в деревни, по пионерским лагерям. В сентябре вернулись повзрослевшие. Мальчишки, повзрослевшие, не мы, и как-то исчезли с нашего поля зрения. Пересекались, конечно, иногда, но без прежнего энтузиазма. Здоровались: как жизнь, как дела. И всё. А теперь Алинка предложила снова взяться за старое. Я рассмеялась:
– Лёшку? Гнома? Или Сашку? Ой, не могу, Алин! Ну, и женихи, ну и кавалеры! Гном Уткина не слаще, блин!
А подруга тоже закатилась от хохота:
– Уткин, наверняка, в роли хрена, он постарше, а Гном – как редька! Ну тебя, Наташка! С тобой каши не сваришь, женихом не обзаведёшься, всё бы тебе хиханьки да хаханьки. А вот, если бы ты себя так при пацанах весело вела, давно бы дружила с кем-нибудь. Он бы и не посмотрел, что Антон там какой-то мифический у тебя был!
«Так ни на чём, то есть ни на ком, не остановились. Ушла Алинка не солоно хлебавши, зато о Кирсанове своём забыла, о том, как он обидел её. Стрекозёл!
Ладно. Не о том я думаю, ты прав, Дневичок. Не о женихах надо. Тут другое: нужно решиться донести до всех мысль, которую, наконец, я додумала. Что не пойду в технарь ни на какую гальванику, а остаюсь