ему, председателю АПН, было сделано предложение вернуться на Пушкинскую площадь, принятое им без минуты на размышление.
Второе время Толкунова
Февраль 1983 года. Переполненный Круглый зал долгими аплодисментами, переходящими в овацию, приветствует Льва Николаевича после семилетнего отсутствия. Теперь он для нас «дважды главный». Все встают, у всех радостные лица. Прошло уже тридцать лет, а этот день не забывается. Была атмосфера праздника – всеобщего и лично каждого. В этой атмосфере и была дружно одобрена брошенная мною шутка, что сегодня же должны быть национализированы персональные лифт и подъезд.
Новый ветерок повеял сразу. Только в этот раз по-настоящему свежий. На первой утренней планерке Толкунов попросил редакцию подумать, как можно улучшить газету. Ровным приглушенным голосом коротко призвал всех раскрепоститься в мыслях, суждениях, планах, не стесняться с критикой газеты, друг друга. Редакция очень хотела такое услышать, а услышав, поверила в лучшее будущее.
Вскоре, точнее – 28 февраля – состоялась летучка, с которой можно отсчитывать уже реальное начало перемен в «Известиях». Что весьма показательно, выразителем меняющегося настроения в коллективе стал не главный редактор, а сотрудник в должности обычного спецкора. Им был выступивший с докладом Альберт Плутник, проработавший в «Известиях» половину из своих сорока двух лет. Он с первых слов взял, что называется, быка за рога:
– Для начала я хотел отметить (единственно в порядке констатации), что человек моего положения, а именно специальный корреспондент отдела, выступает в роли обозревателя на летучках впервые после многолетнего перерыва. Изменив прежний порядок, нам дают понять, что газета «Известия» – это и наша газета, всех без исключения ее работников. Сегодня мы часто оглядываемся назад, что естественно в сложившемся положении. Важно только делать это не ради того, чтобы лишний раз бросить в прошлое камень – это занятие неблагородное и неблагодарное. Гораздо важнее думать о том, чтобы происходящие у нас перемены стали достоянием не только редакционного коллектива, внутриредакционной жизни, но и всех наших читателей. Чтобы на стол им ложилась газета принципиально иного уровня.
С этой точки зрения – о прошлом ради будущего – и взялся Плутник обозревать материалы, напечатанные в последний месяц под чудовищными или комичными на сегодняшний взгляд рубриками «Наш советский человек» и «Люди трудовой славы».
Сегодня мы не знаем, что будет со страной, обществом, соответственно и с прессой спустя еще тридцать лет, над чем тогда из нынешней практики газет, если они останутся, будут потешаться молодые журналисты, чему удивляться, чем возмущаться. Но в восьмидесятые годы и в предыдущие десятилетия такие словосочетания, как «наш советский человек», «люди трудовой славы» были сами по себе обыденными, ничей слух особенно не коробили. Постоянно мелькали в газетных текстах, звучали в эфире. Привычным,