Ты всё можешь простить, когда хочешь: от недостатков внешности до ненависти и отвращения к тебе самой. Но это только тем, кого ты любишь.
Ы: Нет, я вообще готова прощать…
Но я помню ту, другую Женьку. Не в Атланте – в Харькове. Готовую заступиться, помочь, поделиться… Когда говорили после Чернобыля, что теперь, мол, будут рождаться дети с двумя головами, Женька согласилась: «Пусть с двумя. Лишь бы рождались».
Когда я рассказала об этом в Курске Ю. И., он воскликнул: «Вот настоящая женщина!»
Б-г: Как она непохожа на тебя!
Ы: Совсем непохожа!
Б-г: Но она стала совсем другой.
Ы: Вот та, в Харькове, и есть настоящая!
Готовая сама принести и предложить интересную книжку, которую мне тогда невозможно было достать. Да я бы о ней и не услышала. Юджина О'Нила. Пьесы. – «Любовь под вязами».
Б-г: Ладно. Давай поговорим о тебе. Ты же за этим пришла.
Ы: А тебе разве интересно обо мне?
Б-г: Я хочу прояснить для тебя же кое-какие вещи.
Ы: Ясни́! Я вижу, у тебя ко мне не осталось злости. И на том спасибо.
Б-г: Ты сама индуцируешь свою вдруг вспыхнувшую любовь к А. М. Ты прекрасно знаешь, что любишь совсем другого человека. Он и дал толчок твоему воспоминанию. Он и есть толчок. А. М. – лишь видимость, несчастная жертва. Ты говоришь каждому: «Не ври!» – а сама врёшь как сивый мерин.
Ы: Сравнение изящное, но как раз волосы я крашу уже давно.
Б-г: Так это же я беличьим хвостом, мягко. Я всё-таки тебя жалею. Самой, небось, страшно, что кто-нибудь любопытный заглянет к тебе в душу. А там не Тютчев с аршином на берегу Средиземного моря, уже с нашей стороны, нет…
Ы: Откуда ты знаешь о Тютчеве? Я ведь только собиралась тебе рассказать…
Б-г: Нет, не Тютчев. Там вещи похуже.
Ы: Да, страшно, да боюсь. Заглядывать в чужую душу, не открыв своей, – это вообще подлость, один из её самых глухих закоулков.
Б-г: А ты сама к себе в душу часто заглядываешь? В настоящую, невыдуманную?
Ы: А настоящей нет!..
То есть как раз выдуманная – она и есть настоящая.
Б-г: На самом деле А. М. для тебя давно мёртв. Ты пользуешься его стихами, как стихами любого другого поэта. Без ревности. Без желания заглянуть внутрь – и в него, и в себя. Потому что давно не актуально. Ты искренне рада, что у него случилась последняя любовь в Калифорнии – Ирника. Ты ей симпатизируешь. «Но узна́ю всегда по порыву и быстрой походке8». Ты подставляешь себя в это стихотворение без тени стыда – а ведь оно не тебе! – И без тени ревности.
Ты его давно не любишь. Он – именно для тебя – давно – именно мёртв.
Перестань лицемерить!
Нет, меня не обманешь. Да и себя ты только делаешь вид, что обманываешь. Ты всё знаешь. Совсем другой человек…
Ы: Так и совсем не так! Ты не понимаешь. Но одно не мешает другому. Это – одно и то же. Одно только усиливает другое.
Б-г: Да и потом…После него были и другие. Был и другой, Ю. И., тринадцать лет. Это не мало.