спешка прислуживать Силе трактуется как понимание замысла и высокая миссия, а наивность и независимость от тебя – как дикость, глупость и злодейство. Чем ты отличаешься от любого начальства? Единственный во всей семье непохожий и независимый человек – и у тебя уже опережающее отвращение: и злодей, и дурак, и дикарь, и…, и…
Б-г: Ой, какая же ты дура, мама ро́дная!
Ы: Любопытно, кто же всё-таки твоя мама ро́дная? Или ты просто хотел сказать: «Твою мать»? Кто же ты по материнской линии?
Б-г: Я сам для себя неожиданность. Сам себе и отец, и мать, и сын, и дочь, и сестра, и брат.
Ы: Не заговаривай мне зубы, сам себе троюродная бабушка! Значит, Эсав – дикарь, почти не человек, и с ним позволено сделать всё. Дурака – обмануть: сам виноват! Не ожидал от брата подвоха и даже не успел понять, что продаёт первородство. Думал, пошутил младший братец. Вот она, твоя справедливость, вот оно, твоё милосердие, вот она, твоя чечевичная похлебка для проголодавшегося брата. Мышеловка.
Посмотри – если уж не о людях, – как ты обращаешься с зелёным жуком, который валяется возле входа кверху лапами, сучит ими, хочет перевернуться и жить. Ты же не против, чтобы его раздавили. Так проще! Давящую ногу ты заранее прощаешь, направляешь и благословляешь. Ты зачёркиваешь и уничтожаешь миры, которые тебе «не показались». И память о них. Они – ниже совести. Совесть у тебя что-то парадное, что можно показать другим и чем можно похвастаться.
Б-г: Та́к ты и со мной не уживёшься. Но есть ещё. Надо мною.
Ы: А, твой начальничек? Предлагаешь мне жаловаться по инстанциям? Так и он не лучше.
Всё та же иерархическая лестница.
Б-г: Так мир вообще строго иерархичен. Это основной закон, конституция мира. Равенства вообще нет.
Ы: Это для тебя нет! А для меня равенство бога и мошки очевидно.
Божественность в своём мире, такое гулкое поле Божественности, которая окружает каждое существо. А у тебя, вместо поля окружающей человека его собственной Божественности, заменяя его, не замечая, не обращая внимания, перечёркивая, – твоё божественное, казённое поле Статуса. Потому что ты хочешь задирать всё время нос, в те минуты, когда не держишь его по ветру. Да даже если ты один, как одноглазый Óдин, то всё равно держишь нос по ветру. Значит, ты чувствуешь, что всё равно окружён – и к этому, даже миражному окружению, принюхиваешься. Ты, может быть, один – одинок, но ты не тот Единственный.
А для меня равенство есть. Пусть я даже раздавила, пользуясь твоим попустительством, червяка. Он всё равно брат мне. А Яаков спешит тихонько столкнуть своего родного брата – в мир пониже. Чтобы самому стать первым.
Б-г: Да, червяк? А вспомни, ведь это ты погубила свою соседку. Ты. Пусть никто не знает, но нам-то с тобой всё известно. А ты сама лучше меня? А? А того, на кого ты пришла жаловаться? Себя ты готова обелить – так же, как я, как он. Так получай своё – и не рыпайся!
Ы: Да я ещё и слова не сказала…
Б-г: Не сказала. Ещё бы! Тебе нечего сказать…
Соседка. Она попросила тебя зайти, ты ответила: «Сейчас не могу, завтра зайду и всё принесу». И ты пришла завтра.