туннеле. Компетентные люди будут говорить потом, что это были подземные тайные убежища сталинской ещё поры.
В конце этого туннеля, тут это надо подчеркнуть и особо на этом остановиться, не было никакого света.
Тут только Прохор вдруг понял, что ему страшно жарко, почти как курице в духовом шкафу. Он понял также, что вспотел сверх всякой меры, что с него течёт так, что в казённых резиновых сапогах стало жидко хлюпать и портянки, обычно ладно, по-военному, приспособленные к ноге, сбились каждая в ком и давно уже больно натёрли обе ступни.
Тут и пришла ему нелепая с виду, но оказавшаяся вскоре спасительной идея – скинуть сапоги и казённую одежду, ставшую тяжёлой, отвратительно липкой и, как показалось Прохору, совершенно лишней в сложившихся обстоятельствах. Недолго думая, он сбросил её всю, не исключая и трусов с резинкой, больно въевшейся в бока и живот.
Немедленно он почувствовал сладостное облегчение. Ветер, гуляющий в туннеле от моторов вентиляции, приятно коснулся голого обильного Прохорова тела и густая, прямо-таки собачья растительность у него в пахах, на груди, на ногах и даже на спине вольно зашевелилась. Это доставило Прохору неожиданную отраду. Какую даёт, например, погружение в воду при невыносимо душном предгрозовом зное.
И когда Прохор почувствовал, что ему требуется ещё большее погружение в первобытную и абсолютную свободу, вздумалось ему тут же справить малую нужду со всем тем сладостным ощущением независимости и целомудренного бесстыдства, которое даёт возвращение к истокам эволюции.
Вот это-то и стало самым роковым шагом из всей цепочки шагов, стремительно приближающих его непримечательную доселе жизнь к бесповоротным и беспримерным событиям. Он с некоторым восторгом даже стал освобождать себя от лишней влаги, которая не вся ещё вышла предшествующим щедрым недужным потом.
Тут мощный как молния вспыхнул ослепительный свет. Темнота будто взорвалась и отступила до самых дальних пределов. На мгновение стали видны стены брошенной исполинской норы. Округлые сверху, они стремительно убегали вперёд, чтобы там, далеко, стать таинственной точкой, которая, возможно, только маскировала дальнейший стремительный разбег бесконечного туннеля. Раздался треск, как при электрической сварке и всё потухло. Но это только была ослепительная прелюдия к основному действу, которое не замедлило произойти.
Люди, которые разбирались потом во всём этом деле, а всё это были очень серьёзные и бесповоротно умудрённые опытом люди, установили, что именно в том месте, где предавался излишествам пагубной свободы Прохор Тупицын, оголился кабель высочайшего напряжения, который проложен был тут с невыясненной пока целью. И Прохору черезвычайно повезло, что закончил он своё вольное постыдное дело за секунду до того, как сугубая влага из его тела достигла оголённого провода сквозь нанесённый сюда прах. Иначе быть бы ему в тот же миг седым пеплом и тем же прахом. И тут в первый раз приходится признать, что, несмотря на все прискорбные