поклоняться. Чему же поклоняешься ты, высекая из камня этот божественной красоты лик?
– Самому прекрасному и ценному, что только есть в мире: любви…
После этого разговора Депет не заглядывал в мастерскую Ренси несколько дней. Зато явился другой посетитель: Сенмин.
Увидев изваяние богини, жрец отшатнулся от него и закрыл лицо руками, точно увидел облик самого бога Сета.
– Это изваяние непристойно и кощунственно, – заявил он немного погодя, с осуждением глядя на Ренси. – Я буду возражать против того, чтобы его поставили в храме. Думаю, от него нужно немедленно избавиться.
– Избавиться?! – вскричал Ренси, ошеломлённый.
– Именно! Разбить его, бросить в костёр. Уничтожить!
– Что же может казаться кощунственным в изображении богини? – Ренси решил не уступать жрецу.
– Богини? – взвизгнул Сенмин; его тёмное лоснящееся от благовонных масел лицо позеленело. – В этом изваянии нет ни капли божественного! Всё в нём – поза, взгляд, черты лица – полны движения и простоты, присущей смертным существам. Глядя на него, можно подумать, что это обычная женщина замедлила шаг, что пройдёт ещё мгновение – и она продолжит свой путь по земле…
– Что же в этом непристойного? – упрямо настаивал Ренси, хмуря лоб. – Что плохого в том, чтобы в наше неизменное в течение веков искусство, боготворящее смерть, вдохнуть человечность?
– Вдохнуть человечность в… в богов?! – завопил жрец, выкатывая глаза. – Да за такие речи тебя дОлжно превратить в раба, а, чтобы ты больше не высекал богопротивные статуи, тебе нужно отрубить обе руки!.. Бунтарь!.. Богохульник!..
Не выдержав, Ренси схватил свой молоток и резец и почти бегом покинул мастерскую: гневный голос жреца настигал его даже на улице. Он пересёк площадь, вошёл во дворец номарха и укрылся в своём жилище: его всего трясло, будто в лихорадке. Он твёрдо решил: в храм он больше не пойдёт – какое ему дело до забот жрецов или тревог жителей Саиса? Но не успел он перевести дух, как за ним пришёл слуга номарха с требованием немедленно вернуться в мастерскую.
Номарх появился в мастерской спустя несколько минут после того, как туда вошёл Ренси. Увидев изваяние, Нехо остановился, как вкопанный. Так, замерев, он долго смотрел на изображение богини и не произносил ни слова. Он разглядывал статую часть за частью, линию за линией, черту за чертой, на щеках у него проступил густой румянец.
Предчувствуя недоброе, Ренси покрепче упёрся ногами в пол и наклонил голову, чтобы встретить самый бурный взрыв ярости Нехо. Предчувствие не обмануло его.
– Укажи мне в этом идоле хоть какой-то признак божественности! – начал кричать Нехо, багровый от возмущения и гнева. – В том, что ты изваял, я вижу не что иное, как стремление выделиться и удовлетворить собственное тщеславие. Только ты забыл, что египетский храм – это не дом какого-нибудь развращённого греческого вельможи; в жилище бога люди должны молиться и размышлять о вечности, а не глядеть на бесстыдные статуи!
– Позволь