и скрипнула доска. Дэвид сказал очень тихо:
– Это животное.
Я убрал пальцы от засова и взглянул на него. Он все еще сжимал ломик и был бледен, но улыбался:
– Там заперто животное, оно скребется лапами по половицам. Вот и все.
Я спросил:
– Откуда ты знаешь?
– Нас бы услышали все, особенно когда я взломал стол. Будь здесь человек, он бы вышел, или, если бы он испугался, то предпочел бы устроить засаду и не шуметь.
Федрия сказала:
– Думаю, что он прав. Открой дверь.
– Но прежде – что, если это не животное?
Дэвид сказал:
– Это оно.
– Но если нет?
Я видел ответ на их лицах. Дэвид стиснул ломик, и я отворил дверь. Та комната была больше, чем я ожидал, но пустая и грязная. Свет лился из единственного окошка, высоко в противоположной стене. Посередине стоял большой сундук из темного дерева, окованный железом, а перед ним лежало что-то похожее на узел тряпок. Когда я сошел с ковра кабинета, узел зашевелился, и лицо, треугольное, как у богомола, повернулось ко мне. Подбородок его был на дюйм от пола, но в глубоких впадинах крохотными красными кострами тлели глаза.
– Должно быть, тут, – сказала Федрия. Она смотрела не на лицо, а на окованный сундук. – Дэвид, сможешь взломать это?
– Наверное, – сказал Дэвид, но, подобно мне, глянул в глаза оборванного существа.
– А с ним что делать? – спросил он через минуту и махнул в его сторону.
Прежде чем мы с Федрией успели подобрать ответ, существо оскалило длинные узкие серо-желтые зубы.
– Болит, – сказало оно.
Думаю, никто из нас не ожидал, что оно может говорить. На улице прогрохотала повозка, железные колеса заскрежетали по брусчатке.
– Уйдем, – сказал Дэвид. – Уйдем отсюда.
Федрия сказала:
– Оно же больное. Разве ты не видишь? Хозяин принес его сюда, где может присмотреть за ним и подлечить. Оно болеет.
– И приковал больного раба к своей казне? – Дэвид прищурился.
– Неужели не понимаешь? Это единственная тяжелая вещь в комнате. Все, что тебе надо сделать, – это подойти к нему и дать этому несчастному существу по башке. Если ты боишься, дай мне железяку, и я сделаю это сама.
– Нет, я.
Я подошел к сундуку на несколько футов и остановился. Дэвид сделал угрожающий жест в сторону раба:
– Ты! Проваливай.
Раб глухо заурчал и отполз в сторону. Он был закутан в грязное рваное одеяло и казался не крупней ребенка, однако кисти рук у него были непропорционально большие. Я повернулся и шагнул к Федрии, намереваясь убедить ее уйти отсюда через несколько минут, если Дэвиду не удастся вскрыть сундук. Ее глаза вдруг расширились, и прежде чем я понял отчего, раздался вскрик Дэвида и два глухих удара: сперва от падения ящика с инструментами, а потом и тела на пол. Федрия вскрикнула, с третьего этажа донесся собачий лай. Все это заняло едва ли больше секунды; я повернулся