этого нельзя, недопустимо. В таком случае его авторитет будет поставлен под сомнение.
Пригнувшись к Дусеву, врач доверительно проговорил:
– Тебе надо быстрее встать на ноги, Папа, чтобы разобраться со всеми. Нужны положительные эмоции! – Смекнув, какие мысли мучают Папу, он вкрадчиво заметил: – У Корозова, говорят, красивая жена, он любит ее до потери пульса, и утратить ее для него было бы ударом на всю жизнь.
Раскусив, к чему клонит Кагоскин, Дусев недовольно выпятил тонкие губы. Папе не понравилась эта мысль. Он вообще не любил отыгрываться на бабах – считал, что это не соответствовало его положению. Бить всегда должно по главной цели, а щипать через жен и любовниц – это дело недостойное.
Как будто опять сметив, над чем ломает голову Папа, все же неплохо он изучил его за тот период, пока пользовал от ран и болячек, Кагоскин как бы незаметно напомнил:
– Бабы разные есть, Папа. От иных бывает вреда больше, чем пользы, а иных нужно еще при рождении удушить!
Вдруг Папе пришло на ум, с чего начиналась история с монетами. Как-то раньше совсем вылетело из головы, что первый раз о коллекции он услышал от Александры. А та где-то подхватила слушок. Уж не от фармазонщика ли? С этого и закрутилось все. Но при чем тут рассуждения Кагоскина о бабах и о жене Корозова? Тот определенно изо всех сил старается помочь.
– Ты что же мне предлагаешь, пустить в расход жену Корозова? – угрюмо спросил Дусев.
– Ни в коем случае, Папа, – интенсивно отрицательно замотал головой врач, – это было бы неразумно! Как я могу тебе предлагать? Ты – Папа. А я – кто? Это тебе решать. Есть и другой вариант.
– Вариант?
– Можно умыкнуть жену Корозова и посадить на иглу, а потом вернуть. Останется живая, но кому она будет нужна такая? Как думаешь, что он испытает: радость или ужас? До конца жизни это станет преследовать его. А чего тянуть с этим? Завтра и организовать похищение.
Смотря на Кагоскина, Дусев думал, что тот не только хороший врач, но и хороший психолог. Такой вариант принять вполне можно. Палить из пистолетов ума большого не надо. А вот копнуть так, чтобы Корозову вся оставшаяся жизнь показалась адом, куда разумнее. Не дурак Кагоскин, умишком располагает. Дусеву нравилось это. Он любил, когда в разборках участвовал интеллект. Это придавало особый привкус любому событию. Довольный найденным решением, Папа проговорил:
– Помоги лечь!
Привстав со стула, врач помог ему. Укладываясь, Папа внезапно спросил:
– Как думаешь: кто все-таки угнал авто Корозова и стрелял в меня?
Опешив на мгновение от вопроса, Кагоскин быстро оправился и отозвался своим вопросом, снова поразив Дусева:
– Прости, Папа, я как-то никого не вижу. Хотя… тебе опять это не понравится, но вдруг это Александра устроила? – Потом точно испугался крамольной мысли, торопливо поправил себя: – Это не мое дело, Папа! Ты спросил – я сказал. Но это не мое дело.
– Ты что мелешь? – Дусев даже привстал на локоть, потемнев лицом. – Мозги