в девичестве – Иванова, 1730-1801 г.г.). Богатая русская помещица, позже вошедшая в историю как изощрённая садистка и серийная убийца нескольких десятков подвластных ей крепостных крестьян. Решением Сената и императрицы Екатерины Второй в 1768 году она была лишена достоинства столбовой дворянки и приговорена к смертной казни. Правда, позже меру наказания ей изменили на пожизненное заключение в монастырской тюрьме, где осуждённая и умерла.[12]
Список можно продолжать, продолжать и продолжать до бесконечности.
Впрочем, согласимся, всё в этом мире относительно. Несущая смерть работа снайпера на войне… Десятки, а то и сотни оборванных пулей жизней – это жестокость или благо? А ведь Снайперов-женщин, в Великую Отечественную войну, по данным военных архивов, у нас было около 2000!!! И на их счету более 12 000 ликвидированных солдат и офицеров врага. У одной только Людмилы Павлюченко – 309.
Задаю себе вопрос и ответить не могу. Это простится человеку или каяться нужно будет? Вообще, что оно такое – покаяние? Ритуал или пересмотр-осмысление свершённого или содеянного и своей ответственности или вклада?
Как-то заговорили об этом с другом, о котором упоминал выше. Он ответил словами протоиерея Димитрия Смирнова, к которому я, по многим вопросам, относился критически. Тот однажды заметил: «Покаяние – это вам не «I am sorry…» Подумал я, и согласился… Далеко не «sorrry». Это ведь зависит откуда и в кого прицеливался снайпер.
И ещё вот подумалось: если женщины – ИСЧАДИЕ ада, то ЧТО есть Ад в этом смысле? Кстати, слово «ЧАД» означает «едкий, удушливый дым от сырых дров». Как говорил Задорнов, ищите эхо в слове! Кто с сырыми дровишками накануне заходил? По какому поводу? В чьих интересах растоплен был костёр трагедии? Кем?
Хочется завершить главу на оптимистической ноте. Дорогие женщины! Без всяких обид! И вы, и мы, мужчины, изгнаны были из одного Сада. Мы грешили и грешим. Вместе и по отдельности. Но грех и преступление – понятия разные. Не случайно говорят: в преступлении каяться – грешить не отмолённо.
У меня есть любимый писатель. На все времена – Ремарк. Он влюблённо-прощательно относился к женщинам. И к их грехам. И к их раскаяниям. Однажды он сказал: «Раскаяние – самая бесполезная вещь на свете. Вернуть ничего нельзя. Ничего нельзя исправить. Иначе все мы были бы святыми. Жизнь не имела в виду сделать нас совершенными. Тому, кто совершенен, место в музее».
Всё! А теперь цитирую также любимого мною Бориса Трушкина:
«Женщина – исчадие ада, но… какое приятное!».
Друг заглянув через плечо, язвительно замечает: добавь ещё один афоризм:
«Если женщина глупа, не спешите говорить ей это, будьте джентльменом, поцелуйте ручку, преподнесите букет цветов, продекламируйте стихи, и она сама скажет: „Вот дура!“».
Да шучу я, шучу!!!
Женщина никогда не поймет мужчину, а мужчина – женщину
Мысль, которую я непременно хочу отразить в этой книге, я уже озвучивал и в своей