о огромное поле, а затем бросила взгляд на освещенную низкими фонарями тропинку, ведущую к причалу.
Девушка зарыла пальцы ног в плюшевый ковер, покрывавший пол почти целиком. В доме было тепло и уютно, почти как в коконе, но сегодня Мария чувствовала себя странно. Даже самые незначительные мелочи казались ей необычайно раздражающими: например, те проклятые дорогие фонари во дворе, которые все еще работали с перебоями.
Мария вышла из раздумий, когда игравшая до этого музыка внезапно затихла. Она прошла мимо камина к огромной книжной полке, где размещалась коллекция ее мужа: почти четыреста виниловых пластинок, выстроенных в пять аккуратных рядов.
С годами она привыкла к тому, что в этом доме нельзя услышать музыку из смартфона: винил звучит намного лучше. Именно так заявил ей Роджер много лет назад, когда она впервые увидела эту коллекцию. Тогда музыкальных альбомов было около трехсот – на сотню меньше, чем сейчас.
Меньше сотни. Тот факт, что за время их совместной жизни количество новых пластинок выросло так незначительно, заставляло Марию задуматься о том, как долго Роджер жил один до нее. Без нее. У нее самой до Роджера был только один мужчина: школьный роман, закончившийся ранним неудачным браком, а затем сразу же встреча со знаменитым писателем. В отличие от Роджера Мария не успела попробовать пожить наедине с собой, без партнера. Иногда девушка очень жалела о том, что у нее не было шанса узнать, что такое волнения юности, поиски себя, секс на одну ночь. Что такое свобода, в конце концов.
Марию нисколько не смущало то, что Роджер был старше ее на шестнадцать лет. Однако ее терзала мысль, что однажды она может проснуться, охваченная чувством беспокойства и тревоги, тем самым чувством, которое не успокоится, пока вы не броситесь навстречу неизвестности достаточное количество раз. Роджер уже испытывал это в своей прежней жизни. Сейчас, в эту ненастную февральскую ночь, которую Мария проводит в одиночестве, она впервые увидела в этом угрозу их отношениям. Дисбаланс, который может опасно накренить их корабль в эпицентре настоящего шторма.
Мария подняла иглу проигрывателя, взяла виниловый диск кончиками пальцев и осторожно опустила его в картонный футляр, с которого на нее смотрел молодой художник в коричневой замшевой куртке и черно-белом клетчатом шарфе, самоуверенный и угрюмый. «Blonde on Blonde» Боба Дилана. Мария вернула пластинку на место и выбрала новую наугад, достав ее из конца аккуратно организованной по алфавиту коллекции. Мгновение спустя после короткого потрескивания из динамиков раздался медовый чувственный голос Стиви Уандера.
Внезапно она снова заметила что-то, на этот раз краем глаза. Ближайший к берегу фонарь во дворе на секунду погас и снова включился.
Он погрузился в темноту лишь на секунду, как и раньше. Мария знала, что световые элементы внутри фонарей заменили прямо перед Рождеством, она хорошо это помнила из-за необъяснимо большого счета за работу электрика. Все это очень ее раздосадовало.
Мария схватила телефон и набрала сообщение для Роджера. Она и сама не понимала, почему ей так хочется побеспокоить мужа, особенно зная, что сейчас он, должно быть, стоит на сцене и общается со своими читателями. Возможно, причина крылась в охватившем ее одиночестве, смешанном с неуверенностью и неоправданной ревностью. Мария некоторое время смотрела на отправленное сообщение, надеясь на то, что маленькие галочки внизу посинеют, но этого не произошло. Роджер пока не обращал внимания на свой телефон.
Вдруг запись будто заела на словах – «то, что я собираюсь сделать. То, что я собираюсь сделать. То, что я собираюсь…» Голос Уандера звучал неуверенно в этом странном кусочке, вырванном из прекрасного чувственного целого. Некоторые записи из коллекции Роджера находились в таком плохом состоянии, что их не стоило и хранить. Неужели в этом проклятом доме ничего не работает?
Внезапно девушку будто окатила холодная волна. Прежде чем ее охватило осознание происходящего, она выглянула из раздвижных дверей наружу и увидела чью-то тень. На мгновение ее контуры совпали с ее собственной тенью. Затем фигура двинулась навстречу ей, превращаясь в человека.
2
Роджер Копонен сел в кресло, обитое грубой, пропитанной потом тканью, и сощурился – прожекторы, свисающие с потолка главного конференц-зала, направлены прямо на людей на сцене. На мгновение все, что он видит, – это слепящий свет, он забывает о том, что перед ним и двумя его коллегами-авторами сидят четыреста любопытных читателей, которые набились в этот зал, чтобы послушать размышления своих любимых пьяниц-писателей об их последних романах.
Роджер понимал, что это мероприятие крайне важно для продвижения его книги, настолько, что он проехал четыреста километров по сильному снегу, добираясь до главной площади Савонлинны, остановился переночевать в сомнительной гостинице, на первом этаже которой располагался посредственный ресторан быстрого питания с разукрашенными скатертями и сервировкой столов.
Но вот чего Роджер не понимал, так это причины, по которой эти милые жители Савонлинны потрудились явиться сюда в такую ночь. Несмотря на то что его книги разошлись миллионными тиражами