Комнаты пусты, гуляет сквозняк, у входа возле стены – брошенная хозяевами очень старая голографическая копия щуплого бородатого мужчины с горящим взглядом: то ли Владимира Ленина, то ли Чарли Мэнсона; как известно, в старости оба были неотличимы друг от друга.
Герц нашел нужный коридор. На повороте столкнулся с пожилым человеком, по виду – армейским вербовщиком, обладателем особенного выражения лица, в равных пропорциях сочетающего брезгливость и отеческую любовь.
Вербовщик безошибочно угадал в Савелии чужака и подмигнул:
– Тухлое местечко.
Журналист вежливо кивнул, едва не наступил на мятую пивную жестянку, и увидел наконец дверь с нужным номером.
Вопреки опасениям, доктор Смирнов оказался хорошо одетым мужчиной, пожилым, но явно сохранившим крепость в плечах и руках. Его спокойное и значительное лицо Савелий тут же легко представил себе на обложке журнала «Самый-Самый» или любого другого солидного журнала. Великолепен был огромный лоб в сетке глубоких морщин – вертикальных даже больше, чем горизонтальных; седые подвижные брови, голубые глаза; взгляд существа, много десятилетий шагавшего от зла к добру и наконец дошагавшего.
Савелий вдруг почувствовал, что слабо улыбается. Сейчас его проводят в замечательную просторную комнату, предложат скромное, но удобное кресло, нальют чаю и простыми фразами расскажут, как устроен мир. У людей с такими морщинами и такими глазами иначе быть не может.
– Вы Савелий, – сказал доктор Смирнов. – Проходите. Хотите чаю?
– Нет. Спасибо.
Хозяин дома кивнул. Герц вошел в просторную комнату и сел в скромное, но удобное кресло.
– Как там Миша? – спросил Смирнов.
Савелий не сразу понял.
– Михаил Евграфович? Лучше всех.
Смирнов благожелательно покивал. Видимо, вспомнил что-то хорошее.
– Неужели до сих пор издает газету?
– Журнал.
– Невероятно. И что, его журнал хорош?
Герц небрежно ответил:
– Его журнал – лучший. Самый лучший.
– Даже так.
Смирнов сел напротив, утвердил на коленях большие старые кисти рук.
– Извините, – вежливо сказал Савелий. – Наверное, я загородил вам солнце.
– Ничуть.
– Хотите, я пересяду?
Смирнов улыбнулся:
– Слушайте, мне глубоко наплевать на солнце.
Грубое слово немного покоробило Герца, но никак не изменило его отношения к хозяину дома: судя по голосу, жестам, манерам и выражению лица, доктор Смирнов был весьма неординарный человек из породы, про которую говорят «таких теперь не делают».
– Вы отказались от чая, – произнес хозяин. – Может быть, хотите воды?
– С удовольствием.
Старик направился в угол, служивший ему кухней. Принес большой стакан. Его вода была изумительна – гораздо лучше, чем «дабл-премиум» миллионера Глыбова. Савелий ощутил любопытство.
– Хорошая