хороша собой, чему я не удивилась (среди наших крестьянок немало миловидных), однако меня поразило ее изящество. Она казалась дочерью графа, а не бедного селянина. Увидев ее, я задрожала, но еще сильнее меня затрясло при виде двух ангельских деток, мальчика и девочки, лет, наверное, четырех и двух, таких утонченно прекрасных, так исполненных жизни, что рядом с их кудрявыми локонами и смеющимися глазами незрячие очи и гладкие мраморные руки изваяния пугали своей могильной недвижностью. А сходство – да, оно отравляло всю прелесть открывшейся мне очаровательной сцены. О, если бы их глаза были голубыми, а кудри – соломенными! Я бы почувствовала к ним нежность. Однако видеть черты моего мужа в его очаровательных миниатюрных подобиях, смотреть в его собственные глаза – с такой же темно-коричневой, прозрачной, совершенно ровной радужкой и большими зрачками – от этой красоты мне делалось дурно. Девочка была почти точной копией брата, только чуть светлее кожей, и к чертам Заморны в ней примешивалось что-то неуловимое, придававшее облику женственность. Дети лежали на бортике и пускали в бассейн листья и цветы, глядя, как их затягивает в водоворот. Мина внимательно следила, чтобы малыши не упали в воду. О, какое это было восхитительное зрелище – в ажурной тени, отбрасываемой деревьями на всех троих. Я должна была бы залюбоваться – но не могла.
Едва ли понимая, что делаю, я подошла и села напротив Мины.
– Вы, наверное, очень привязаны к детям, мисс Лори, – сказала я.
При звуке моего голоса она, ничем не выдав удивления, спокойно подняла голову и, глядя мне в лицо, ответила:
– К детям моего хозяина – да, мэм.
– И к самому хозяину, несомненно, тоже, – проговорила я с отцовской (так мне по крайней мере думалось) усмешкой, ибо меня душила злость.
– Дамы, равные с ним по рождению и положению, могут говорить, что привязаны к герцогу Заморне, – ответила она, – но я бы употребила другое слово.
– И какое же, скажите на милость?
– Он мой хозяин, мэм, и посему я его чту.
Кровь у меня вскипела. Я презрительно рассмеялась и сказала:
– Вы лицемерка, мисс Лори. Вы не просто его чтите.
– Да, я перед ним благоговею и послушна ему во всем.
– И это все?
– Я люблю его.
– А еще?
– Я отдам за него жизнь.
– Неправда! – воскликнула я. – Ни одна женщина на земле не сделает для него больше, чем я.
– Хрупкое, изнеженное существо, – вспыхнув глазами, отвечала она, – это пустое хвастовство! Дух ваш может желать многого, но тело в конце концов не выдержит. Госпожа герцогиня – я узнала вас по золотистым волосам и высокому лбу рода Перси, – не избалованной аристократке, с рождения дышавшей лишь ароматами дворцовых зал и ступавшей лишь по мягкому бархату ковров, говорить о служении Заморне. Она может угождать ему и цвести в свете его улыбок, но когда придет время испытаний, когда его чело потемнеет, а голос станет суровым и властным, знайте – он призовет другую помощницу, чьим стопам привычны