продукты. Холодильник совсем пустой.
– Попрошу деньги у Марфы Кондратьевны, – пообещал Лев Арнольдович. – Детскими пособиями заведует она.
Я решила повторить сказанное о войне и посмотреть на его реакцию. Лев Арнольдович меня выслушал.
– Марфа Кондратьевна остро реагирует, если правозащитников ругают. Она знает послов Франции и Норвегии. Обедает с ними. Деньги ей иногда дают, гранты – по-научному, – взяв у меня из рук чашку, сказал он.
– Гранты? За что? – поинтересовалась я.
– Ну, она о чеченской войне рассказывает…
– Рассказывает, что гостила в Грозном?
– Пару дней в начале Первой чеченской, затем во Вторую войну наведывалась на недельку…
– Значит, она ничего на самом деле не видела и не знает.
– Знает – не знает, для протекции главное – имя и связи. Я и сам миротворец, приезжал туда с камерой, снимал как-то обстрел города.
– Марфа Кондратьевна обещала помочь издать дневники о войне. Все, ради чего я выжила, – тетрадки, написанные под бомбами, – напомнила я.
– На это, Полина, даже не надейся, она своими делами занята, – отрезал он. – Смотри за детьми!
За ужином Марфа Кондратьевна сообщила, что по дороге из Магадана заскочила к Ирису Тосмахину, признанному в правозащитных кругах политзаключенным.
– Ирис сидит в тюрьме за идиотические высказывания, – поделилась она.
– То есть он не совершал уголовного преступления? – Рахиль изумленно подняла брови.
– Ирис Тосмахин – богохульник и нес околесицу, – ввела нас в курс дела Марфа Кондратьевна.
– Вы ему помогаете? – уточнила я, подкладывая в тарелки детям и гостям запеченный картофель.
– Да! Статьи про него пишу, – отмахнулась Марфа Кондратьевна. – Ему это, конечно, никак не поможет, но я же отвечаю за права человека.
– За что его все-таки посадили? – поинтересовался Абрам Моисеевич, оглядываясь, чем бы опохмелиться.
– Он не исключал того, что теракты могут быть оправданны, а еще хотел Мавзолей Ленина на Красной площади взорвать! – Лицо правозащитницы приняло свирепое выражение.
– И в чем насчет Ленина – богохульство?! – пошутил Лев Арнольдович.
– К мощам следует относиться с почтением! – растолковала Марфа Кондратьевна. – Православные мы али кто? Этот богохульник хотел взорвать Мавзолей; хватит, говорит, на Руси идолов и коммунизма. Я его мнения не разделяю, а статьи про него пишу только по доброте душевной.
– В тюрьму ты зачем к нему ездила, Тюка? – рассмеялся Лев Арнольдович.
– Он тайно передал письмо. Хочет, чтобы я его обнародовала! Ха! – довольно сказала Марфа Кондратьевна.
– Что значит «ха»? – уточнила Рахиль.
– Я письмо прочитала! А теперь пойду и сожгу! – объяснила правозащитница.
– Как можно?! – вырвалось у меня. – Дайте всем почитать, а потом обнародуйте! Он ведь ждет! Он надеется на вас!
– У тебя спросить забыла, –