снул. И не потому, что скучно – просто спать ночью вообще возможности не было. Слишком страшно. Проснешься от собственных криков, а кругом темнота, и никого рядом – совсем никого.
– И какое же значение имело это сражение в общем ходе войны?
– Да никакого, – ответил я устало. – Все решилось в Порт-Геродоне, когда мой дед встретился с Орынским министром Й’Орро. Войну нужно заканчивать, она перестала быть выгодной. А представители рыцарских сословий этого понимать не желали. Вот и стала нужна Коррантская бойня – и от упрямых вояк избавиться, и повод для окончания войны сделать понятным для всех. Пусть простаки думают, что Геффский мир заключили потому, что потери обеих сторон слишком велики, а не потому, что это – часть сделки.
– Господин Натаналь! – в голосе учителя послышался чуть ли не ужас. Как всегда, когда я начинаю говорить что-то, расходящееся с официально одобренной ложью. – Для мальчика, которому только-только должно исполниться двенадцать, ваши рассуждения слишком циничны.
Я болезненно усмехнулся. Мальчик?! Сколько времени в моей жизни мне было позволено быть ребенком? Те два с половиной года, которые я сам себе выкроил?
– Мальчики на улице в мяч играют, – ответил я резко. – А для представителя клана Натаналей детство – непозволительная роскошь.
Учитель смутился. Словно виноватым себя почувствовал. Зря. На него я зла не держу. Наоборот – его уроки мне в радость. Другие учителя точно следуют приказу моего отца, слова лишнего мне не скажут. А Киттус хороший, порой смотрит на меня с сочувствием… В нем есть тепло… Но только от этого мне еще хуже.
Вот и сейчас… Так хочется поговорить с ним – не как с учителем, а как с человеком – поговорить, рассказать обо всех страхах и горестях… О бесконечном холоде, об одиночестве, о предательстве, которое я совершил. О кошмарах, которые ночью спать не дают. Я так хочу довериться, кому угодно… Любому, в ком есть хоть капелька тепла… Но…
«Доверять можно только тому, кого контролируешь. Подозрительность – лучший путь к пониманию», «Суть отношений – взаимовыгода. Если кто-то добр к тебе, подумай, во сколько тебе это обойдется», «Любовь и дружба – это всего лишь разница между ожидаемой прибылью и вложенными средствами. Ничего более». Эти фразы я с раннего детства слышал с утра до вечера. И даже оказавшись на свободе, не мог их из головы выбросить. А теперь, после того как я принес отцу Клятву Повиновения, я обязан воспринимать все, сказанное им, как приказ. Не доверяй. Не чувствуй. Не вспоминай. Не думай… И невозможно этому сопротивляться! Закроешь глаза – слышишь истеричные вопли демоницы. Откроешь – спокойный до рвоты голос отца. Ненавижу! Лучше умереть, чем жить так. Но я и этого не могу!
– Господин Натаналь? Что с вами? – живой голос сьё Киттуса звучал совсем рядом. – Что с тобой происходит, Нель?
Меня словно болевым энерго-эксплантатом стукнуло.
– Не смейте называть меня по имени, сударь! Для вас я – господин Натаналь, – я резко поднялся, подошел к окну. – Думаю, наш урок закончен. Я подготовлюсь к следующему занятию самостоятельно.
– Как прикажете, господин Натаналь, – скупая официальная фраза, за которой спряталась обида. Ну и пусть… Не все ли равно?
Я упер взгляд в окно. Скорее бы он уходил! Но… я опять останусь один. С голосами, звучащими в моей голове. С демоницей, требующей тепла, которое я не могу ей дать. С отцом, заставляющим смириться с холодом, на что я не способен. Я не хочу! Я не могу! Вцепиться сейчас в полу учительского сюртука, закричать: «Останьтесь, расскажите про Орынскую войну, про Геффский договор, про королеву Онеллу, про что угодно! Только не оставляйте меня одного!».
– Всего хорошего, господин Натаналь.
– До свидания, сьё.
Дверь открылась и закрылась. Замок не щелкнул. Вот она – свобода, иди куда хочешь. Только я все равно не могу уйти. Давший Клятву Повиновения не может нарушить прямого приказа хозяина. «Не смей уходить без разрешения», – сказал отец восемь месяцев назад. Вот и все. И замки не нужны, и решетки. Нет выхода. Разве что по венам снова – вжик. Ведь приказ «не уходить» относится лишь к телу, путешествие души за Врата оговорено не было. Мне казалось, это неплохая лазейка. Но… Она не сработала. Почему я остался жив, когда хотел умереть?
«Думаешь, отпущу тебя? – хрипло засмеялась демоница. – Ты – мой! Отдашь мне тепло. Не уйдешь. Будешь служить мне. Только мне. Я первая тебя заклеймила!»
– Заткнись! – заорал я, ударяясь головой о стену. – Заткнись, заткнись, заткнись!
– Прекрати истерику! – окрик меня как кнутом хлестнул.
Прямой приказ. Слова застряли в горле. Тело замерло в нелепой позе. Я стоял и молча смотрел, как отец заходит в комнату. Высокий, плечистый, черные надменные глаза под густыми бровями. Взгляд – как бросок кинжала.
Кинжал…
И снова заныл шрам на руке чуть выше локтя – след от единственного промаха Рена. Тут же навалились воспоминания – свист рассекаемого сталью воздуха, лезвия вонзаются в деревянную стену – чпок, чпок, чпок – вплотную к коже; страх, переходящий в безумную радость. Счастье,