Проклятые критики. Новый взгляд на современную отечественную словесность. В помощь преподавателю литературы
вы либо крест снимите, либо трусы наденьте. Шамиль Шаукатович, вас тоже касается.
«Большая книга-2020»: Инструкция по распилу опилок
П. Селуков. Добыть Тарковского. Неинтеллигентные рассказы. М., Редакция Елены Шубиной, 2019
Паша Селуков – он так-то наш, пермский: то ли с Кислотки, то ли с Пролетарки… ладно, без разницы. По жизни реальный пацан на кортах, c пельменей прется и с кино. А еще рассказы пишет.
Тут, по ходу, как все было-то? Меня слушай, ага, я по жизни в теме. Была у Паши тела – вся на корявых понтах, типа культурная она. А он на эту соску реально залип. Попадос, блин! Сперва книжки читать начал, типа школу не закончил. А потом – рассказы писать. Прикинь, чикса тему намутила!
А Паша до сих пор исполняет. По рассказу в день. Круто.
Подзаголовок сборника говорит о многом, если не обо всем. Лихие 90-е пустили в расход квалифицированного читателя – усох болезный до инкурабельной дистрофии, уступив место глотателям пустот. Литераторы мелкой рысью кинулись осваивать территорию люмпен-пролетариата: жить захочешь – не так раскорячишься. Это бывших чекистов нет, а бывших интеллигентов у нас как собак нерезаных. Самые честные без затей плодили Бешеных и Меченых. Кто похитрее, намекал на бездны социального подтекста и украшал кучу говна этикеткой «Новый реализм». Методу не раз провожали в последний путь, но она упрямо возвращалась: you shouldn’t have buried me, I’m not dead!
Реализм? – ну да, пожалуй. Но какой он, к лешему, новый, если он бессмертнее Фредди Крюгера? Все, что составляет пафос нового реализма, звучало как минимум четырежды. Первопроходцами были литераторы натуральной школы. Вослед им нагрянули разночинцы. Затем сказанное повторили Максим с подмаксимками и, наконец, воспроизвел перестроечный кинематограф.
Впрочем, новые реалисты рефлексиями по поводу прошлого не маялись, о чем в свое время не без гордости доложила Пустовая. Беседин, Елизаров, Ким, Козлов (Владимир), Козлова, Лялин, Прилепин, Сенчин и далее по алфавиту, вплоть до Факoffского и Шепелева, дружно пилили опилки: то вместе, то поврозь, а то попеременно.
Результат – сто семьдесят седьмая вода на глебоуспенском киселе. Упреки в чернухе оставим кумушкам, ибо для веселия Россия мало оборудована. Писать об отбросах можно и должно. Вопрос в том, как. Социокритический дискурс – далеко не индульгенция, поскольку сам по себе мало что значит. Все должно быть динамично и увлекательно: и слова, и пули, и любовь, и кровь. Не тут-то было, – челюсти выламывает жестокая зевота от одного на всех «нулевого письма».
ЕГЭ по литературе не желаете? Сейчас организуем.
«Снова гоним пузырь. Юлька сперва отказывается хлебать, но потом хлебает. Снова ахает, охает. Я обнимаю Юльку. Под ее водолазкой ощущаются крупные твердые титьки… Я ее целую в рот. Чувствую вкус губной помады. Стираю помаду ладонью с ее губ и целую уже всерьез. Потом она ложится на траву. Я сверху. Звиздато!»
«У меня уже стояк, я задираю ей юбку и тяну трусы с колготками