настроении возвращался со службы. Недавняя гроза освежила воздух. Дышалось легко, и в кармане позвякивали новенькие флорины. Забираться в свою чердачную коморку в такой вечер совсем не хотелось, и он завернул в первую попавшуюся на пути таверну. Наконец-то можно было позволить себе кружку вина, с обжаренным в оливковом масле хлебом. А, когда в приподнятом настроении вышел на свежий воздух, навстречу попалась молодая женщина с тяжелой корзиной. В другой раз он вряд ли бы решился заговорить и предложить помощь. Но в тот вечер все скалывалось на редкость удачно. Сначала незнакомка испуганно вцепилась руками в плетеную ручку. Но неожиданно согласилась и дала ему нести свою корзину. Отправляясь к ее дому, ни он, ни Эльза еще не догадывались, как долго им предстоит идти рядом…
" Интересно, а как бы посмотрел на роман архивного червя и белошвейки Алехо Каморо? Наверняка, счел бы историей слишком обыденной и пошлой."
Фродо вдруг стало интересно, как складывалась личная жизнь самого Алехо. В официальных университетских бумагах следы таких историй искать было бесполезно. Но он вспомнил о его литературной деятельности, и разыскал подшивку издаваемого небольшим тиражом университетского журнала. Фамилии Каморо он среди авторов не обнаружил, однако, интуиция подсказывала, что не мог Алехо не объявиться на этом поле, и, наверняка, публиковался под псевдонимом.
Чувствуя азарт исследователя, Фродо начал читать отрывки. Тяга к литературе видимо досталась ему из прежней потерявшейся в закоулках памяти жизни. При первой же возможности, несмотря на ворчание супруги, он отправлялся в книжную лавку. Издания приобретал самые дешевые в тонкой обложке, но к выбору авторов подходил привередливо. Теперь же на него обрушился мутный поток дилетантских попыток выразить себя в слове.
"Каждый человек вселенная!" – вспоминал Фродо. И сейчас эти миры пытались рассказать о себе, но большей частью неумело или откровенно скучно. Последним больше грешили преподаватели. Они тоже публиковались не под своими именами, однако присущие возрасту взгляды хорошо высвечивались между строчек. У многих вылезало раздутое до невероятных размеров самомнение. Некоторые пытались морализировать, но хорошо знакомые истины, в их изложении, выглядели мертво и уныло. Откровения студентов временами были живее и интереснее. Однако, читая, он то и дело спотыкался о неправильно построенные фразы. И здесь также рвались на свет амбиции и гордыня. И, все же, троих авторов Фродо из общей массы выделил. Первый, публиковавшийся под псевдонимом Филин, скорее всего, принадлежал к старшему поколению. У него Фродо отметил хороший стиль и литературный язык. А некоторые мысли в изложении " мудрой птицы" показались интересными. Также заинтересовал автор, называвший себя "Изгнанник". Даже в выборе имени чувствовался юношеский максимализм и театральная поза. Но писал Изгнанник довольно живо и порой даже страстно. Именно с ним архивник попробовал связать образ Алехо. У третьего