отворачивается от растворяющейся в бесконечности морской глади и натыкается на его шершавый каменный взгляд.
– Я видел, как сплетни губят человека. Ты должна понять. – Он вздыхает. – Анна… Я предупреждал ее. Ей стоило меня послушать.
Роуса молчит, и Йоун склоняется к ней. Она отодвигается.
– Останься ты при церкви, Роуса, и жизнь твоя протекала бы в уединенной молитве и труде. Мне думалось, что ты будешь рада…
– Я рада. Просто…
– И в чем тогда дело?
– Ни в чем, только…
– Что? – рычит он.
– Мне… – сдавленно пищит она. – Мне что-то послышалось.
– Послышалось?
– Это было похоже на… Мне показалось, я что-то слышала.
Йоун громко сглатывает.
– Где?
– На чердаке. Но дверь была заперта, и я не…
– Ты не входила туда? Я тебе запретил, Роуса! Ты дала мне слово.
– Я не входила! Но…
– Но?
Она вздрагивает.
– Я испугалась. Я думала, что это какой-то зверь.
Внезапно он хохочет, и она пугается.
– Да крыса, наверное. Придется снова пустить их на мясо, раз их шуршание так тебя пугает. – Он наигранно смеется, сверля ее настороженным взглядом. – Ты не поднималась по лестнице?
Она молча качает головой.
Он похлопывает ее по руке. Ладонь его холодна, челюсти сжаты, улыбка не касается глаз.
– Крысы бывают свирепы. Они могли тебя укусить.
Под платьем не видно, как дрожат ноги Роусы.
Он подбирает с земли косу.
– На чердак не поднимайся. Крысы опасны. – Он отворачивается. – Я вернусь, когда стемнеет, и мы сядем за nattverður вместе. Тебе бы этого хотелось, правда? – Она чувствует на себе его взгляд, осязаемый, как прикосновение.
По-прежнему не поднимая головы, Роуса решается украдкой посмотреть на него. На лице его не осталось и следа былого мальчишеского веселья. Губы превратились в бледную ниточку. Сжав рукоятку косы так крепко, что костяшки пальцев белеют, он яростно врезается лезвием в траву.
Роуса бегом спускается обратно по склону и набирает ведро холодной воды из ручья. Весь остаток дня она рьяно прибирается в доме, и воздух наполняется звуками ее учащенного дыхания, шуршанием метлы и повизгиванием скребка. Уборку здесь делали совсем недавно, но на выскобленный деревянный стол уже лег тонкий слой пыли. Когда Роуса выколачивает одеяла, из них, точно блохи, разлетаются семена трав с полей.
Кажется, мир ее мужа преследует ее повсюду.
Она направляется в хлев, говоря себе, что нужно задать корм скоту, но перед землянкой останавливается. Пабби часто бранил ее за любопытство. Предупреждал, что оно доведет ее до беды.
Дверь землянки заперта. Роуса пытается заглянуть внутрь через щели между стеной и окном, однако в темноте ничего не видно. В затылке у нее покалывает, но, обернувшись, она убеждается, что позади никого нет. Разве что вдали, у подножия холма, раскинулось кипящее жизнью селение. Наблюдая за хлопочущими людьми, Роуса замечает, что время от времени они останавливаются и поднимают головы,