это надо, разумеется, выполнить в режиме, когда он человек разумный, а ты собака тупая.
Я ходил, радостно задрав морду – а хвост, чувствуя моё настроение, вилял. Мне уже давно не выпадало столько интересных и новых направлений для научной деятельности; расстраивало только одно – отсутствие возможности переноса своих наработок на бумагу.
В таких вот мыслях я набрёл на бойца, заправляющего ленту для крупнокалиберного пулемёта. Он монотонно вкладывал патрон за патроном и впрессовывал их машинкой. Через каждые пять-семь штук шёл уникальный, с пулей, почти полностью сделанной из вольфрама. Мне плевать, чем они тут заправляют ленты, но сам патрон мне был интересен. Сердечник делался на специальных высокоточных станках и имел дополнительные нарезы под биметаллической оболочкой для того, чтобы, попадая в твёрдую преграду, компенсировать вращение, добавляя проникающую способность. При попадании от биметаллической оболочки разлетались снопы искр. У пули даже бороздка перед тупым рылом была, чтобы доворачивать нормаль. Я попытался выколупывать этот патрон. Видя мои усилия, заряжающий мне помог и дал понюхать это изделие военпрома. Однако, как я и предполагал, это был именно тот редкий патрон, и для пулемёта он не предназначался. Кучеряво они тут живут, раз в пулемёт такие патроны заправляют. Уникальный, можно сказать, ручного, единичного изготовления предмет делался специально для стрельбы из крупнокалиберных снайперских винтовок на максимальные расстояния по легкобронированной технике и иже с нею. Конечно же, он подходил для пулемёта, но стрелять такими боеприпасами – крайняя форма расточительности. После моего обнюхивания парень побежал к командиру показывать патрон, высоко размахивая им над головой и крича во всю глотку:
– Блохастый опять патрон унюхал! Вот он, патрон!
Я семенил следом. Командир внимательно посмотрел на принесённый предмет и вкрадчивым, почти ласковым голосом спросил:
– А ты сам не видишь?
Боец глупо помотал головой. Командир перевёл взгляд на меня. Я присел на все четыре лапы, а хвост, чувствуя настроение, замахал. Я так и не понял, как мышцами хвоста управлять, но транслировать настроение изредка получалось.
Подозревая, что что-то идёт не так, парень начал оправдываться:
– Может, у него нюх? Может, что-то унюхал? Он служебный, его учили.
– Да. На вольфрам у него нюх. А у тебя глаза из жопы растут? Ленты из коробов вытаскивать! Кругом! Марш! – прервал его начальник, отправив обратно, затем глянул на меня.
Я состроил морду как можно глупее. На мою деланную невинность только покачали головой. Я последовал за убежавшим товарищем. Через пару минут подошёл командир с парой наших снайперов. Это были настоящие мастера крупного калибра, посылающие за два километра пулю и отрывающие половину ноги муру – левую или правую на выбор – или голову внешнику. Внимательно осмотрев ленты, они нашли ещё полсотни вставленных в ленту безо всякой системы аналогичных