тотчас сбрасывая с себя тонкий выжженный слой всего инородного, наносного, системного.
Но вот, наконец, беседа и подошла к концу, счастливые и сытые молодые ученые стали расходиться по своим палаткам. Заранее было оговорено, что Оливье переночует в лагере. Вежливо отказавшись от предложения разместиться в одной из уютных монументальных палаток, он пожелал расположиться в салоне «Сокола». «Летчику не должно предпочитать землю своему летательному аппарату», – гордо произнес отважный пилот. Костер не тушили на ночь… ни в один из дней, так было удобнее для всех – хотя освещение было превосходным и могло быть включено в любую секунду, его огонь олицетворял для ребят торжество победы над тьмой, которое не заменит и тысяча самых совершенных софитов, дающее столь необходимое чувство безопасности, спокойствия и уюта.
Ким один из всех так и не сомкнул глаз. Обычно он засыпал очень быстро, сказывался безупречный режим дня, которому он следовал и который совершенствовал дома на протяжении всей подготовки к предстоящим исследованиям. Но сейчас не спалось. И ночь эта была не единственной из проведенных здесь с тех пор, как разбили лагерь. Ведь здесь… здесь всё не так, не так, как ранее было. И даже регулярное употребление чудесного чая давало в этих местах отдохновение, идеальное самочувствие, но не сон. Юноша сам не мог сформулировать как можно более конкретно, какова была причина этих ночных бессонниц…
В надежде, что, быть может, смена чувств подарит ему сон, он поднялся с походной кровати и, накинув на плечи куртку, направился наружу, туда, где так манил его свет необычайно крупных для этих мест месяца и звезд, видневшихся изнутри в разрезе выхода из огромной темной палатки.
Возле костра Ким заметил темный силуэт летчика. Оливье непривычно для себя самого сидел на снегу, поджав одну ногу и обратив руки к огню. Еще более непривычен был взгляд его, отрешенно устремленный в пламя. Пилот явно вел себя с ребятами искренно и в то же время был с ними не тем, кем он есть на самом деле. Нет, он не хитрил, да и зачем ему, но какая-то причина заставила его относиться так к окружавшему его обществу, каким бы, хорошим или плохим, это общество ни было. Вот сейчас, черта эта проявилась явственнее всего.
Юноша приблизился к нему со спины, когда услышал мягкий голос:
– Я знал, что ты придешь ко мне сейчас.
Ким слегка перевел взгляд на снег, освещаемый костром, сглатывая и напрягая скулы. Сейчас он подумал, что от Оливье идет такой холод, что, не будучи с ним знакомым, его вполне можно было испугаться.
– Вижу, не у одного меня появились признаки бессонницы в этих местах, – приветливо заметил юноша, расположившись напротив летчика, так что взгляд их был на одном уровне.
– Нет… – отрешенно, так же мягко произнес летчик.
– Оливье, вы не будете против, если я задам вам два вопроса… очень личного характера, ответы на которые, можете быть уверены, останутся лишь между нами?
Тут