их ничтожно мало. И всё равно: если этого нет в телевизоре у Соловьева, то это есть в Интернете. Спрос на литературу, как «восполнительницу» табуированных тем ушел. Теперь она может заинтересовать остротой, занимательностью, художественностью слова, неожиданным взглядом на проблему, которого не могут предложить, скажем, журналисты или политологи. И, понятно, прежних тиражей нет…
Я разбирал свою библиотеку и наткнулся на первое издание моей повести «ЧП районного масштаба» в 1986 году в «Московском рабочем», а это было, замечу, не самое крупное издательство в СССР, так – среднее. Знаете, какой тираж? 100 тысяч первый завод, понимаете! А другая книжка, «Апофегей», которую выпустил одно из первых акционерных издательство в 1990 году. Первый завод – 250 тысяч! Можете себе представить? Конечно, сейчас это практически невозможно. Тем не менее, я думаю, в нашем обществе литература традиционно играет гораздо большую роль, чем в тех же Соединенных Штатах…
Д. Лобанов. В имперской России был спор между западниками и славянофилами, в советской – были почвенники и прогрессисты… Сейчас что-то подобное наблюдается в нашей литературе?
Ю. Поляков. Да, безусловно. Несколько лет назад я написал статью «Кустарь с монитором» – о состоянии нашей современной литературы, о судьбе писателей. В этой статье есть главка о «двухобщинной литературе». Дело в том, что в нашей словесности сосуществуют, почти не соприкасаясь, подобно разным конфессиям, как бы две общины. Одна из них – это продолжатели почвеннического направления с традиционной русской и имперской проблематикой. Эта «община» продолжает лучшие традиции русской и советской литературы, в ней очевидна «самая смертная связь», как выразился Николай Рубцов, с судьбой своей страны, своего народа, острое чувство ответственности за будущее. Эти авторы стремятся понять и объяснить читателю, в чём наша сегодняшняя беда, болезнь, угроза, которая опасна для самого существования нашей цивилизации.
Да, для самого существования… Если, допустим, лет сорок назад алармистам-почвенникам (Абрамову, Чивилихину, Солоухину, Кожинову, Распутину, Белову) могли возразить, мол, что вы всё ноете? Что с вашей «снеговой уродиной» Россией может случиться, такая великая и огромная? У СССР двадцать воздушных и шесть танковых армий, четыре группы войск, семь военных округов! Куда «эта страна» денется? Делась же!? Сузилась. 25 миллионов русских оказались за границей, на положении людей второго сорта. В Прибалтике, например. Мы самый большой разделенный народ в мире! Этими проблемами в Кремле кто-то занимается? По-моему, никто… И кстати, сколько было разговоров о том, чтобы включить тему разделенного русского народа в новую редакцию Конституцию, обязав Государство Российское вернуть желающих, а это миллионы, на историческую родину. Между прочим, таким образом можно было бы восполнить недостаток рабочих рук, не заполоняя наши города и веси мигрантами, чуждыми нам в культурно-религиозном и этническом плане. Нет! Не захотели…
Теперь-то