Лондона скажите, чтобы включили его в основной список защитников.
Берч записывает фамилию и имя.
– Вы уверены? Он специализируется на международном праве?
– Уверена!
Я точно знаю, что у Авдеева друг – важная шишка в римской прокуратуре. В Италии нужен звонок сверху, а не международная лицензия.
Представители итальянской Фемиды настроены враждебно: нам грубят, игнорируют просьбы, демонстративно выдвигают версии, куда я могла спрятать оружие. Один даже позвонил эксперту и, покатываясь со смеху, осведомился: догадалась ли она заглянуть мне между ног, а то ведь от русских можно ожидать чего угодно. Мы находчивы и любим экстрим.
Берч пытается увести разговор в конструктивное русло, но встречает еще большее сопротивление. Итальянцы решили, что я жена русского олигарха, сделавшего деньги на продаже природных ресурсов, а то, что Эрхард доктор технических наук и британский подданный, никто в расчет не берет. Решили, что я, пафоса ради, наняла адвоката из Лондона.
Мне говорят, что англичане здесь ничего не решают, и с напускной озабоченностью моей судьбой пытаются всучить визитки адвокатов-итальянцев. На их нападки я не реагирую, делаю вид, что через раз понимаю их жеваный английский, а знание итальянского упорно скрываю.
Ночь парадоксов продолжается пародией на допрос. Показания приходят записывать женщина-инспектор, прической и походкой похожая на антилопу, и бодибилдер нетрадиционной ориентации. Жутко наблюдать за ужимками и кокетством брутального с виду мужчины с наигранной, а местами гиперболизированной реакцией. Попивая кофе, он жеманно рассказывает своей напарнице, какой красавчик пришел на яхту с русским консулом, и как было разбито его сердце, когда он увидел, что тот запал на Леди Синяя Борода. Так меня окрестили, когда пройдоха-журналист, сделавший мое фото в институте экспертизы, написал в своем блоге, что первым моим мужем был Макс Петровский. Это чудовищная инсинуация, и я намерена поставить в этом вопросе окончательную точку. Конечно, я знаю кто такой Петровский, но никогда не состояла с ним в интимных отношениях, тем более не была его женой.
Допрос никто не записывает и не снимает на видео, а в Англии это считается грубейшим нарушением. Во время допроса они больше спорят о правильности написании слов на английском языке, чем вникают в дело. Никто не спрашивает, нужен ли мне русский переводчик, ведь протокол я должна подписать на родном языке.
Свою версию событий я излагаю без намека на волнение. Делаю акцент на том, что мой муж – гений, человек эксцентричный, мог психануть на мелочь, допустим, на грубость капитана и улететь домой. Это в его духе, и в семейном архиве есть подтверждения такого поведения. Меня просят прислать видео, но я отказываю, ссылаясь на то, что все записи хранятся в облаке, а пароль не помню – он записан у ассистентки, которая, кстати, тоже пропала.
Колоритная парочка с ухмылками переглядывается и решает, что раскрыла дело. Женщина-инспектор объявляет: мой муж – гуляка-изменщик – так сильно возжелал красотку-помощницу,