Темная дорожка. Максимилиан Борисович Жирнов

на Флегетоне этот знак означал то же самое, что покрутить пальцем у виска.

      – Я же не говорю насовсем. Потом вернуться обратно на курс. Представьте, что перед вами появилась мина. Или айсберг.

      – А! Описать коордонат! Пожалуй, на такой финт я подпишусь. Но… скажите, неужели это так важно?

      – Очень. От этого многое зависит.

      Юз повернулся к матросу с биноклем:

      – Ланс! Право на борт!

      – Есть право на борт!

      И тут же, словно по команде капитана, темная дорожка выгнулась дугой в сторону, превратилась в зигзаг. Лишь после этого, и Кларенс мог бы поклясться на чем угодно, матрос повернул рычаг на пульте. Красная стрелка на циферблате «авторулевой» сдвинулась с места. Прошло долгих полминуты, прежде чем нос корабля невыносимо медленно покатился вправо, следуя точно посередине черного провала в сияющем море.

      – Прямо руль! На курс! – приказал Юз.

      – Есть! – откликнулся матрос, снова поворачивая рычаг.

      Судно теперь следовало прежним курсом. С темной дорожки оно так и не сошло.

      – Мы можем повторить? – воскликнул Кларенс, чуть не приплясывая от нетерпения. – Надо попытаться обмануть эту… это…

      – Черта с два я буду крутиться посреди океана, как эсминец! Ты даже не представляешь, какие маневры может угадывать дорожка!

      – Но как?

      Юз развел руками:

      – Понятия не имею. Во время войны не до исследований океана, не находите?

      – Тогда я больше не буду вам надоедать. До свидания, капитан.

      – Спокойной ночи. Надеюсь, вы, Хантер, выяснили все, что хотели. Вы удивительно приятный собеседник: обычно ваши коллеги редкие снобы. С нами они разговаривают только сквозь зубы. Обходятся и вовсе как с малыми детьми.

      – Для них вы и есть малые дети. Не обижайтесь на них. И спасибо вам, капитан!

      Кларенс спустился на палубу и вернулся в каюту. Проныра крепко спал на верхней койке. В иллюминаторе плясали отблески океанской цветомузыки. Ощутимо пахло морской солью – наверное, попутчик открывал иллюминатор. Кларенс лег на свое место, поерзал, устраиваясь поудобнее. Где-то глубоко в чреве корабля гудели машины, корпус ощутимо дрожал. Едва заметная качка убаюкивала, но Кларенс никак не мог уснуть. Глубоко в черепе шевелился, ворочался и кусался червячок догадок, сомнений и предположений.