и прикоснулся к дарохранительнице, потом открыл маленькие дверцы и вынул оттуда украшенную драгоценными камнями дароносицу, обладавшую, как говорили, чудодейственными силами. Но никаких сил я не ощутил. Ничего такого, что нашло бы хоть какой-то отклик во мне. Я обнаружил лишь золото, картон и воск… и еще свет.
Я склонил голову к самому алтарю, став похожим, должно быть, на священника во время мессы. Затем поднялся, захлопнул дарохранительницу и привел все вокруг в прежний вид, чтобы никому и в голову не пришло, что здесь было совершено святотатство.
После этого я обошел всю церковь. Мрачные картины и зловещие статуи буквально завораживали меня. Я вдруг понял, что способен видеть не только великолепные произведения искусства, но и весь процесс их создания художниками и скульпторами. Я видел, каким именно образом покрытая лаком поверхность отражает лучи света. Замечал каждую ошибку в изображении и каждый особенно выразительный фрагмент. Размышлял о том, какими глазами буду рассматривать теперь творения великих мастеров, если сейчас не в силах оторвать взгляд от примитивных изображений, нарисованных на штукатурке. Я опустился на колени и принялся разглядывать рисунок мраморных плит, пока вдруг не обнаружил, что лежу, распластавшись на каменном полу и уставясь в него широко раскрытыми глазами.
Я начинал терять над собой контроль. Дрожа с головы до ног, со слезами на глазах я поднялся, и мне показалось, что горящие вокруг свечи и лампады ожили. От этой мысли мне едва не сделалось дурно.
Пора уходить отсюда. Мне следует пройтись по деревне.
Я провел в деревне два часа, и за все это время меня почти никто не видел и не слышал.
С удивительной легкостью я перепрыгивал через заборы или взлетал на низкие крыши домов. Я мог соскочить на землю с высоты третьего этажа или залезть на отвесную стену, цепляясь ногтями и кончиками пальцев ног за щели между камнями и выступы штукатурки.
Я заглядывал в окна и видел спящие среди смятых простыней супружеские пары, младенцев в колыбелях, пожилых женщин, занимающихся шитьем при тусклом свете огня.
Все эти домишки выглядели кукольными. Прекрасная коллекция игрушек с крошечными стульчиками, отполированными каминными досками, аккуратно заштопанными занавесками и чисто вымытыми полами внутри.
Я смотрел на все это глазами существа, никогда не имевшего отношения к такой жизни и теперь с удовольствием любовавшегося каждой деталью. Висящий на крючке белоснежный фартук, изношенные башмаки, стоящие у очага, кувшин возле кровати…
А люди… люди были просто изумительны.
Я остро чувствовал их запах, но был сыт и потому относился к нему совершенно спокойно. Мне нравились их розовая кожа, изящные руки и ноги, отточенные движения и вообще весь ход их жизней, словно сам я никогда не был одним из них. Мне казалось замечательным даже то, что у них по пять пальцев на каждой руке. Во сне они зевали, вскрикивали, вертелись с боку на бок. Я был совершенно очарован ими.
Если они разговаривали,