от ненависти, выбрав для себя другой путь. И не потому, что считал, что ненавидеть было не за что. Просто это было пустой эмоциональной затратой, которая не несла для него ничего, кроме самоистязания. Ненавидеть можно тогда, когда плодом ненависти будет выгода. А это все пустое.
Тем временем маленький Илай видел отчаянье матери, которая всегда боролась за внимание Лео, ее восхищение и живой интерес, когда та слышала о его успехах. Ему казалось, что он для нее не значит и малой части того, что она испытывала к старшему сыну. И как бы он ни старался, каких бы успехов ни достигал, он не находил в ее глазах того блеска, восхищения, гордости, любви, что видел, когда она смотрела на старшего сына.
Лео с самого детства понимал, как опасны мании для демонов, на примере собственного деда. Он боялся зациклиться на одном единственном чувстве, но такого страха не было у Илая. Возможно, у него просто не было живого примера перед собой, чтобы понимать, куда заводят такие эмоции, что однажды переходят в навязчивые состояния. Его манией стал Лео. Сначала мать, потом общественность начали видеть достоинства брата, и, казалось, не замечали их в Илае.
Разочарование и зависть ребенка не ушли с годами, чувства переродились в ненависть, которая лишь крепла с каждым успехом Лео. А когда и девушка, что в свое время занимала особое место в сердце мужчины, предпочла ему Лео… Салия сделала свой выбор и стала «одной из», вместо того чтобы остаться с ним на долгие годы. Все это вкупе и стало толчком к тому, что в итоге привело его в глухую, сияющую белизной комнату. И даже силы покинули его по воле одного демона, которого он ненавидел больше всего в жизни! Стоило переступить порог собственного кабинета, как он увидел того, кого, если честно, видеть сегодня не хотелось вовсе.
– Чего? – не здороваясь, буркнул Лео, и не скрывая раздражения, разглядывая Оберона, что стоял к нему спиной, любуясь видом из окна.
– Ничего, – безразлично пожав плечами, ответил демон, так и не обернувшись.
– Ты Домом не ошибся в таком случае?
– Нет, – так же глухо отозвался он, думая, по всей видимости, о чем-то о своем. Оберон уже прибыл на турнир, судя по родовому мечу за спиной и одежде, в которой он пришел.
– Вырядился, – фыркнул Лео. – Рано еще. Сам не работаешь – другим не мешай.
Мужчина как-то лениво обернулся, встретившись льдисто-голубым взглядом с пронзительно-золотым, и сказал:
– Я уже закончил с делами на сегодня. Решил зайти, поговорить.
– О чем? – изогнув бровь, холодно поинтересовался Лео.
– Ну… ты ведь не в обиде?
– Тебе никто не говорил, что для Главы Дома Воды ты излишне прямолинеен? Или решил, что если спросишь напрямую, то и ответ получишь в том же духе?
– Нет, просто скучно дома стало.
– Если я скажу, что претензий не имею, ты уйдешь быстрее или решишь, что я пытаюсь завязать дружескую беседу?
– Ты раздражен. Почему?
– Если рассмотришь вон ту стопочку претензий и ответишь на них, я стану