было поздно и бессмысленно.
Утром Виктор вышел из квартиры, и Машка проснулась оттого, что хлопнула входная дверь. Она вскочила, озираясь, схватила куртку.
Квартира была рядом с вокзалом. Голоса диспетчеров долетали по ночам. На привокзальную площадь снег как будто не ложился, под ногами расползалась грязь. Толкался народ. Кто-то кричал на одной ноте.
– Виктор! – голос потонул, да она и не рассчитывала.
А он шел в толпе себе подобных. Было холодно. Болел висок. Хотелось пить. Где-то рядом, но уже далеко плакала Машка. Но уйти, оставив записку, было проще и правильней.
Он сунул руку в карман – пальцы наткнулись на что-то. Это была резная бусинка, смутно знакомая, кажется, он потерял ее еще в детстве и долго плакал…
– Виктор! – кричала Машка.
Звуки исчезли. Виктор лежал на асфальте. Падал снег и смешивался с грязью. Вокруг собралась толпа. Машка пробилась к нему, упала на колени.
…Он так и не доехал до фронта. Врачи сказали – остановилось сердце. Машка осталась одна.
– Привет, – сказала Машка.
В квартире было темно, но она ощутила чье-то присутствие.
Кто-то двинулся. Машка отрешенно наблюдала за собой, как будто не его, а ее душа витала вне тела.
В прихожую вошел Олег. Постоял.
– Выпить хочешь?
Она затрясла головой, так что слезы посыпались дождевыми каплями.
– Витя… – плакала она, – Витя умер.
– Да знаю, мать, знаю. На похоронах был. Чего ты в коридоре то сидишь? Ну-ка выпей.
Он протянул ей бутылку. Машка глотнула, закашлялась и еще раз глотнула. Олег помог ей подняться.
– Помер, динозавр, – сказал он и откупорил новую бутылку джина, – пусть ему там все будет пухом. Или как там говорят?
– Олег, – сказала Машка, – ты скоро вернешься на фронт?
– Через недельку.
– Возьми меня с собой. Он мне звание завещал. И я сама кое-что могу.
Все плыло перед глазами. Машка сжимала пальцы. Тело было какое-то чужое. Восемь жизней ушли, восемь жизней – оставалась одна – девятая, и ее надо было чем-то занять.
– Дура, – сказал Олег.
– Я и без тебя уйду.
– Да-да, на фронт добровольно, я уже понял.
– У меня восьмая вера! – закричала Машка. – Меня возьмут!
Олег хлебнул из бутылки.
– Хороший джин, – сказал он. – Ты вот что, ложись спать. Завтра поброди по городу. А через неделю попросишься. И я возьму.
Он улегся на диване и закрыл глаза. И тогда Машка увидела его лицо по-настоящему. Кажется, он часто терял друзей.
Машка лежала долго на полу. Матрас, на котором она спала, был прямо под подоконником. «Так тебя точно снайперы не снимут», – сказал Олег. Отсюда был виден угол стола, комод. Улица скрывалась от взгляда, но был слышен обычный шум.
Олег куда-то ушел. Утро текуче переходило в день. Машка вдруг поняла, что наслаждается своим страданием, и испугалась. Это было неправильно, даже взять и умереть прямо тут – неправильно.
Машка встала, оделась и вышла в город.
На знакомых