тело сковывал пережитый ужас, но постепенно пелена спадала с взора, и Вероника поняла, что проснулась.
– Я живая? – хрипло спросила она.
– Живая. – Игорь, сидящий в изголовье, внимательно посмотрел на неё. – Кошмарики снились?
– Хуже. Гораздо хуже. Кричала?
– Как бешеный бизон. Вопила так, что, наверное, весь здешний аул разбудила. Что снилось то?
– Да так… разное. – Вероника громко выдохнула, села на кровати. – Дай попить, во рту как в пустыне.
– Это мы мигом! – Игорь поднялся, подошёл к старому дребезжащему холодильнику, вернулся оттуда с минералкой.
– А у нас новости! Сотовые не работают, ни твой, не мой! Связи нет.
– Ещё что? – спросила Вероника, отрываясь от бутылки.
– Телевизор то же сдох.
– Весело.
– Прикольно. Что делать будем?
– Дом продавать.
– Слушай, – Игорь опять подсел к ней на кровать, приобнял за плечи. – Может, оставим его себе? Я тут пока ты дрыхла, полазил по нему, – хороший домина, в пристройке даже электростанцию обнаружил. Подшаманить, работать будет, класс! К тому же с бабой. Любой виделся, пробил что, почём, и как. Она говорит, из городка все бегут, работы нет, и продать сейчас дом можно только задёшево. Что думаешь?
– Я не против. После пережитого во сне кошмара, ей захотелось поскорее уехать отсюда. – Кто за домом присматривать будет?
– Хм! Баба Люба, кто ещё же! Я уже с ней договорился… Да ладно, извини, что без твоего ведома!
– Ах ты! – Вероника попыталась ущипнуть Игоря, тот увернулся, смеясь, продолжил: – Я ещё вчера смекнул, что бабка – ещё та птица! Болеет она… Ей знаки уважения, подарки, деньжата нужны. Чтобы её поуговаривали, а она поломалась, цену для себя набила, одолжение сделала… Короче – она согласна!
– Ну и умница! – Вероника встала, потянулась. Ночной кошмар опустил её от себя. – Значит так! Завтракаем, берём бабу Любу, едем на кладбище. После посмотрим, что и как. Короче завтра с утречка домой! Ну?
– Возражений нет. Я вечерком ещё в станции покопаюсь, может, налажу электричество.
До кладбища добрались лишь ближе к обеду, когда солнце нещадно жгло, дождя сегодня опять не ожидалось. Сперва, подобрали бабу Любу, та поохала, похваталась за спину, но проворно собралась. После в магазин, конфет, пол-литра, – короче всё, что берут на кладбище, в таких случаях. Заправились бензином, заехали, купили венки, они, почему-то продавались, как и гробы, в мебельном магазине. Кладбище находилось за церковью, старое, заросшее деревьями. – "Совсем не такое, как мне приснилось", – подумала Вероника. Сначала зашли к могилам её родителей. Оградка и впрямь нуждалась в ремонте, штакетник, покрашенный голубой краской, выцвел, подгнил снизу. На железных, покрытых серебрянкой, крестах, поблёклые фотографии отца и матери. Рассматривая их, слыша, как причитает баба Люба, Вероника прислушивалась к себе, и ничего не находила там, – пустота. С фотографий смотрели чужие люди, почти забытые