часов.
После выдачи багажа мы вышли с Петром на улицу и закурили, так как не курили весь полет, ведь сейчас запрещено дымить даже электронной сигаретой. Когда-то в 1996 году я летал в Сургут, и нас, курящих, отсаживали в хвост самолета, как смертников, и мы сидели и курили в полете как ни в чем не бывало. Сейчас представить это невозможно, поэтому мы стояли с Петром и курили уже по третьей сигарете – даже не потому, что нам хотелось курить, а просто потому, что соскучились по сигаретам.
В городке звенел мороз минус тридцать, а мартовская Москва встретила нас нулем градусов, и было хорошо и отрадно, что мучивший нас с Петром вопрос наконец-то разрешился. Мы вышли из здания аэропорта и долго спорили, на чем нам ехать, и в итоге остановились на аэроэкспрессе, который идет до Киевского вокзала.
В городке нам обещали показать северное сияние, но, к сожалению, случай не представился, и заядлый фотограф Петр, привезший с собой навороченную технику, остался без снимков.
Сейчас же он достал фотоаппарат и радостно щелкал виды ночной Москвы, которые для него, конечно, ничего не значили, потому что трудно смириться с Москвой, если ты был в городке.
И если бы у меня было две жизни, одну я провел бы в городке, чтобы не было мучительно больно никому и ни за что.
Другая жизнь
(Цикл коротких рассказов)
Зима
Каждый вечер я иду гулять и прохожу ровно семь километров. Пешком до Кузьминского парка от метро «Волжская» и обратно мимо церкви Николая II.
Если бы у меня была собака, я бы гулял с ней, но пса у меня нет, поэтому я иду в любую погоду и смотрю по сторонам или наблюдаю за небом: как плывут невесомые облачка, как птички летают в разные стороны. Что-то напеваю себе под нос или бормочу стишки какого-нибудь забытого поэта.
Сначала сын Алешка окончил институт и уехал программистом в Штаты. Я часто говорил ему: «Зачем?» Но он только твердил мне по скайпу раз в неделю, что жизнь – это скоростной болид на шоссе и если тебе удалось сесть за руль, то остановиться уже невозможно. Все несутся как сумасшедшие, и даже более того, существуют огромные штрафы, если едешь медленно. Сразу подойдут вышибалы с полосатыми жезлами и выкинут тебя на обочину промасленной ветошью. Будешь потом смердеть всю оставшуюся жизнь или сопьешься где-нибудь в далекой провинции у моря, так что тебя не заметят даже близкие родственники и друзья.
А потом жена Ася переехала в Египет. Как Алешка эмигрировал, так она и сказала, что терпеть не может этот тягучий бессмысленный снег, эту бесконечную, бескрайнюю тоску. Когда встаешь утром в январе и черным-черно за окном, когда выходишь вечером с работы и черным-черно за окном, когда ежесекундно чувствуешь душевный холод и невозможно от него избавиться, даже летом в тридцатиградусную жару на даче где-нибудь в деревне Давыдово.
Я, помню, тогда взял Асину ладонь, приложил к губам и ответил (или подумал, что ответил, возможно я промолчал):
– Тут так было всегда, это нормально, здесь зато паутинки