к Терезе Шенфельд, где, насколько мне известно, бывают некоторые иностранцы, или к себе: я уверен, что вы сами поблагодарите меня за то, что я вам доставил это знакомство.
Прощайте, любезный барон
ваш покорнейший Бетховен.
Издателю Н. Зимроку в Бонне.
Вена 4-го октября 1804 года.
Дорогой, милейший Зимрок, давно и страстно жду сонату, данную мною вам, но напраснонапишите, пожалуйста, что задержало ее, может быть, вы взяли ее у меня только на съедение моли? Или ходатайствуете об императорской привилегии на нее? Но всего этого, я думаю, можно было достичь давно. Где скрывается этот задерживающий черт, от которого зависит появление сонаты; хотя вы ловкий черт, но славитесь, как некогда Фауст, дружбой с дьяволом, и поэтому так любимы своими сотоварищами; еще раз – где скрывается черт, или что за черт, который насел на сонату, и с которым вы не можете столковаться. Итак, поспешите и сообщите мне, когда дождусь появления сонаты, как только назначите срок, тотчас же пришлю вам для Крейцера листочек, который будьте так добры приложить при посылке одного экземпляра (так как вы ведь пошлете свой экземпляр в Париж или же будете там печатать). Этот Крейцер славный, добрый малый, он доставил мне много удовольствия во время своего пребывания здесь, его скромность и искренность мне милее всех exterieur или interieur большинства виртуозов. Так как соната написана для выдающегося скрипача, то и дедикация вполне соответствует ему, хотя мы переписываемся (т. е. одно письмо ежегодно от меня), но надеюсь, он еще ничего не знает об этом. Я слышу часто, что вы непрерывно расширяете свое благосостояние, это радует сердечно меня, поклон всей вашей семье и всем прочим, кому мой привет по вашему мнению может быть приятен.
Прошу скорого ответа Бетховен.
Вслед за 2-й симфонией и «Крейцеровой сонатой» создана знаменитая Eroica, рожденная в лучах славы великого корсиканца, сверстника Бетховена.
Наполеон I был в XIX веке излюбленной темой многих писателей, художников, скульпторов и композиторов; величайшие поэты-романтики, Байрон, Пушкин, Лермонтов, воспели его в стихах; Давид, Гро, Жерар, Мейсонье изобразили его в красках. Вела и Канова придали его внешность мраморным глыбам, но раньше всех гений Бонапарта вдохновил величайшего симфониста: уже в 1798 году, посещая генерала Бернадотта, Бетховен не скрывал своего благоговения перед личностью Первого консула, а в начале 1804 года на столе композитора красовалась изящно переписанная партитура 3-й симфонии, на заглавном листе которой стояло большими буквами Buonaparte, а под ним Luigi van Beethoven. Партитура была предназначена к отсылке Наполеону через посредство французского посланника в Вене, но известие о принятии Наполеоном короны глубоко разочаровало автора. «Узнав от меня эту новость, – говорит Ф. Рис, – Бетховен воскликнул: – И он оказался таким, как все… Честолюбие победило в нем все добродетели!.. Как жаль, что я не владею военным искусством так же, как музыкальным, я непременно победил бы его!»
С этими словами композитор схватил партитуру, сорвал обложку и бросил в печь, а через несколько дней надписал: Sinfonia eroica.
Впоследствии личность