новостных изданий. Но за исключением нескольких фотографов, которые проскользнули между могилами, журналисты расположились за оградой. Они ждали, пока церемония закончится, чтобы подойти к присутствующим с камерами и микрофонами.
Сестеро не могла разобрать слов молитвы. Священник поднял руку, окропил гроб святой водой и осенил себя крестом. Присутствующие тут же повторили жест.
В кармане раздалось жужжание: новое сообщение. Олайя была счастлива. Первый концерт подтвержден. Он состоится через полтора месяца в «Платаруэне» в Дуранго.
Сестеро задумалась. Она несколько раз ездила на вечеринки в Дуранго. «Платаруэна» – это, случайно, не тот клуб-ресторан, что находится на месте бывшей скотобойни? Он разве не слишком большой для них?
Она начала писать ответное сообщение, чтобы поздравить Олайю с успехом, и тут же вздрогнула – за спиной раздался чей-то голос.
– И давно ли мы ходим на похороны?
Это был комиссар Луис Олайсола. Он казался еще печальнее, чем в полицейском участке накануне.
– Как знать, – возразила Сестеро. – Если преступление совершено на почве страсти, убийца может быть здесь, смешавшись с толпой.
– Или прямо здесь, под крышей этого склепа, – пробормотал Олайсола, указывая на себя со смиренным видом.
Сестеро едва удержалась от кивка.
– Во имя Отца… – донеслись до них слова священника.
– Тяжело прощаться с кем-то, кто был тебе дорог, и еще тяжелее знать, что ты сам попадаешь в список подозреваемых, – признался комиссар, поднося ладонь к глазам, чтобы вытереть слезы. – Я много лет возглавлял полицейское управление без каких-либо нареканий. Не думал, что заслужил такое недоверие.
Сестеро промолчала. Ответа от нее и не требовалось.
Под рыдания мужа и горестные крики присутствующих гроб опустили в могилу. Затем толпа разошлась, прикрываясь зонтами, шум голосов начал стихать. Журналисты не стали терять времени даром. Включив камеры, они окружили людей, выходивших с кладбища. Сестеро вздохнула, понимая, что пресса будет постоянно давить на них, пока они не найдут убийцу.
Только когда металлическая решетка, скрипнув, закрылась за служащими похоронного бюро, Олайсола отвернулся от Сестеро и направился к могиле. Было больно смотреть на этого человека с зонтиком, бредущего по кладбищу. Комиссар был раздавлен. Об этом говорили его слезящиеся глаза и опущенные плечи.
Ане Сестеро вздохнула. Влажный воздух освежил легкие, но не разум. Она чувствовала себя неловко, но должна была это сделать. Накинув капюшон дождевика, она вышла из-под крыши склепа.
– Прими мои соболезнования, – прошептала она, подойдя к комиссару.
Олайсола промолчал. Он не отрывал взгляда от надгробия. Там было выбито имя Наталии Эчано и две даты – день ее рождения и день ее смерти. Никаких эпитафий или излишеств. Просто еще одна среди сотен могил, что выстроились в уединении кладбища. Смерть делает всех равными.
– Она была выдающейся личностью. Все, что случалось