комнате прежде, чем она успеет сказать что-нибудь еще. Мама укрыта одеялом так, что торчат только глаза.
– Мам?
– АПЧХИИИИИ!
– Как ты себя чувствуешь?
– Бумаю, мне хуше, – ее голос звучит приглушенно из-за одеяла, накинутого на голову… И говорит она так, будто краб прищемил ей нос.
– Эм, можно Фрэнку и Элизе переночевать у нас? Просто у нас был очень веселый день, мы… ээээ… играли на улице и не хотим, чтобы веселье заканчивалось. – Лицо горит, потому что мне стыдно врать. – Обещаю, они не будут шуметь, и их родители не против, и мы не будем приближаться к твоей комнате, поэтому не заразимся…
– У тепя в коааате припрано?
Понять, что она говорит, непросто. Но это явно был вопрос. Поэтому я отвечаю:
– Хммммм… конечно.
– Тога фее орядке, – и она кашляет.
Я непонимающе смотрю на нее. Это да? Или нет?
Она вытаскивает руку из-под одеяла и показывает мне большой палец. И, честно говоря, я разочарован тем, что:
1. Ее ум потерял остроту, и она не смогла поймать меня на лжи.
2. Она обрекла Фрэнка и Элизу на наш нищенский образ жизни. Мне не хватает здоровой мамы.
Позже я готовлю ужин. Макароны с сыром для нас с Элизой и Фрэнком и суп для мамы. Я стучусь и тихонько захожу в ее комнату, но она так крепко спит, что я просто ставлю миску на прикроватную тумбочку.
Меня мучает вопрос… в какой момент нужно вызвать ей врача?
Элиза, Фрэнк и я не обсуждаем дело на случай, если мама проснется. У нее слух, как у летучей мыши. Нет, как у летучей мыши с огромными ушами. Поэтому мы проводим вечер играя в прятки с Фрэнком. В конце концов, бедный ребенок весь день этого ждал.
В девять мы все ложимся спать. Элиза занимает диван, Фрэнк – мягкое кресло, а я сплю на покрытом лохматым ковром полу. Стоило мне преклонить голову, как я вырубаюсь. Знаю, что в этом деле есть над чем подумать, но сегодня был долгий, жаркий день.
День третий
Я ПРОСЫПАЮСЬ ОТ ТОГО, что кто-то возится на кухне.
– Мам?
– Нет, это я, – отзывается Элиза. – Я делаю тосты. Это все, что я умею готовить.
– А я помогаю! – раздается голос Фрэнка.
Я зеваю и сажусь.
Элиза ставит на стол тарелку, на которой лежит целая гора тостов. Мы молча приступаем к еде. Откусывая кусочек, я с любопытством наблюдаю за Фрэнком. Он катает шарики из поджаренного хлеба, а потом закидывает их себе в рот, будто это попкорн. Он делает это снова, и снова, и снова.
– Оставь немного моей маме! – кричу я, и Фрэнк выплевывает остатки тоста на тарелку.
– Ууууупс! – резюмирует он.
У меня вырывается стон.
Элиза встает и снова принимается жарить хлеб.
– Есть! – восклицает она.
– Спасибо. Она любит их с маргарином.
– Нет, я не про тосты, а про наше дело! В смысле… Думаю, у меня есть ответ!
Я взмываю со своего места вверх, как ракета:
– Ты знаешь, кто посылает угрозы?
– Нет. Но я знаю, что нам делать дальше, – она выглядит рассудительной