в запутанное и порой довольно противоречивое содержание нормативно-правовых актов. Я справилась самостоятельно, но для этого мне пришлось не спать ночами и до утра сидеть на тематических форумах, а рядовые обыватели в большинстве своем не отваживались пускаться в одиночное плавание и предпочитали раскошелиться на услуги компетентного специалиста, чем прибегнуть к рискованному и ненадежному методу проб и ошибок, как это сделала я. Оказалось, что над гражданским кодексом я корпела совсем не зря, и помимо успешного завершения эпопеи с родительской «хрущовкой», мне выпал еще один случай удачно применить накопленный опыт.
Объективно я понимала, что слегка переусердствовала со сложными схемами и многоходовыми комбинациями, но остановиться уже не могла, и мой рассказ стремительно обрастал художественными подробностями, вряд ли имеющими отношение к истинному положению вещей. К примеру, откуда мне было знать наверняка, что Интарс происходил из тех самых князей Радзивиллов, жизнеописание которых я запоем читала в бытность свою библиотечным сотрудником? Да, такую фамилию кто попало не носит, и я лично слышала от Интарса, что его отец был потомком обедневшей литовской знати, но я не сомневалась, что биография моего знакомого изобиловала белыми пятнами, и мне он озвучил только минимально допустимый объем персональных данных. Интарс изначально являлся для меня настоящей загадкой, я на инстинктивном уровне чувствовала излучаемые им флюиды опасности, а теперь, когда амулет неумолимо загонял Яна в могилу, я ощущала не ужас, а скорее концентрированную ненависть, настойчиво требующую выхода. Мне было абсолютно безразлично, кто там и что кому завещал, равно как и плевать с пожарной колокольни я хотела на дележку имущества трагически погибших обитателей коммуналки. Мало того, в гробу и белых тапках видала я жадных риелторов, продажных муниципальных чиновников и прочую публику, дружно вьющуюся сейчас вокруг сгоревшей квартиры – мне были до глубины души противны все эти пляски на костях, но я хорошо сознавала, что лишь благодаря искусной игре на низменных сторонах человеческой натуры передо мной вновь замаячил свет в конце тоннеля. Чем более цинично я себя вела, тем сильнее проникался моими словами Тагалдызин, и я могла поспорить, чтобы если бы я наивно вздумала взывать к милосердию и в слезах вымаливать у директора управляющей компании контакты Интарса, меня бы вежливо отшили да и только. Но достаточно мне было вжиться в амплуа расчетливой, прожженной стервы, не боящейся ни бога, ни черта, ни правоохранительных органов, как мы с Эмилем Ренатовичем тут же нашли общий язык. По крайней мере в его глазах я отчетливо прочла искреннюю заинтересованность, из чего следовало, что я не напрасно битый час демонстрировала свой творческий склад ума.
–Вы, надеюсь, сознаете, что всё только что предложенное вами подразумевает обход закона? – перегнулся через стол Тагалдызин, – смотрю, вас это не пугает…
–Если у меня возникнет необходимость поговорить о