Иди в свою комнату.
– Да, сэр.
Я встаю и с облегчением покидаю гостиную.
– Ах да, – добавляет отец. – Сегодня ко мне заглянут члены совета, так что поужинай пораньше.
– Да, сэр.
Перед закатом я перехватываю ужин – две булочки, сырая морковь еще с ботвой, кусок сыра, яблоко, остатки курицы без приправы. Вся еда на вкус одинаковая – как пыль и клей. Я жую, уставившись на дверь, чтобы не столкнуться с коллегами отца. Ему не понравится, если я буду внизу, когда они придут. Я допиваю стакан воды, когда первый член совета появляется у нас на крыльце и стучит в дверь, поэтому я бросаю все и спешу через гостиную, прежде чем отец подходит к двери. Он ждет, уставившись на меня и положив руку на дверную ручку, а я быстро скрываюсь за перилами. Затем отец кивает на лестницу, и я быстро поднимаюсь по ступеням.
– Здравствуй, Маркус. – До меня доносится голос Эндрю Прайора – одного из близких друзей отца по работе, что в принципе не значит ничего, поскольку никто не знает моего отца по-настоящему. Даже я.
Я наблюдаю за Эндрю, скрючившись на лестничной площадке. Он вытирает ноги о коврик. Иногда я вижу его с семьей. Эта идеальная ячейка общества альтруистов – Эндрю, Натали и их дети (они не близнецы, но погодки, кстати, они на два класса младше меня). Порой они все вместе спокойно прогуливаются по улице, кивая прохожим. Во фракции Альтруизма Натали занимается организацией благотворительных мероприятий в поддержку изгоев – наверное, моя мать с ней общалась, хотя она и нечасто посещала подобные мероприятия, как и я, так как она предпочитала не выносить свои секреты за пределы дома.
Внезапно Эндрю встречается со мной взглядом, и я убегаю по коридору в свою комнату и захлопываю дверь.
Как и следовало ожидать, воздух здесь такой же разреженный и чистый, как в комнате любого другого члена фракции Альтруизма.
Мои серые простыни и одеяла плотно подоткнуты под тонкий матрас. Учебники сложены в идеальную стопку на столе из фанеры. Небольшой комод, в котором лежат одинаковые комплекты одежды, стоит возле окошка, которое по вечерам пропускает внутрь лишь редкие лучи солнца. Через стекло я вижу соседний дом, который ничем не отличается от нашего, разве что располагается ближе к востоку.
Я знаю, что мама оказалась в Альтруизме по инерции. Надеюсь, что тот человек не врал мне и точно передал мне ее слова. Я догадываюсь, что может произойти и со мной, когда я с ножом в руке буду стоять среди чаш с фракционными символами. Есть четыре фракции, о которых мне ничего толком неизвестно, – я им не доверяю и не разбираюсь в их обычаях. Существует лишь одна предсказуемая и понятная мне фракция. Если, выбрав Альтруизм, я и не получу счастливую жизнь, то хотя бы не покину привычное место.
Я сажусь на краешек кровати. Нет, не буду, думаю я, а затем подавляю свою мысль, потому что уверен в ее происхождении – это детский страх перед человеком, который вершит суд в нашей гостиной. Ужас перед человеком, кулаки которого я знаю лучше, чем объятия.
Я проверяю, закрыта ли дверь и еще на всякий случай подпираю ручку стулом. Затем наклоняюсь