нас есть БлэкБерри и Айфоны для запоминания дат. Нам не нужно помнить контакты наших близких, ведь за нас это делают гаджеты. Мы передали организацию финансов компьютерам. Герберт прозорливо пишет о компьютерах, ведь у него есть прошлое, на которое можно опереться. Его утверждения о том, что компьютеры возьмут на себя функции человека, были не так актуальны в годы написания «Дюны» как это актуально на сегодняшний день. Для Герберта не было ни программ проверки грамматики и орфографии, ни БлэкБерри, и, конечно, никаких смартфонов. Однако его недовольство мыслящими машинами основано на его предшествующих жалобах на бумагу. Если мы будем использовать бумагу для записей, наша память ухудшится. Большинство из нас никогда не жили в устной культуре. Представляете, каково было бы иметь настолько натренированный ум, чтобы запомнить всю Илиаду или Одиссею? Компьютер и ему сопутствующие гаджеты еще больше уменьшили нашу потребность в использовании собственной памяти.
Хават, с другой стороны, превосходит компьютер, потому что у него нет этой опоры. Великое Восстание отняло ее. По словам Преподобной Матери, джихад «заставил человеческий разум развиваться», не оставив выбора, убрав эту опору. Чтобы воспитать человеческие таланты, появились школы. Во времена Дюны их осталось только две: Космическая Гильдия, сосредоточенная на математике, и Бене Гессерит, занимающиеся политикой.
Ответ Мохийам отражает мысли древних философов, в частности Платона и Аристотеля. Они оба считали, что созерцание необходимо для человеческого счастья. Вы можете себе представить созерцание вместо покупок? Однако Аристотель придавал такое же значение и политике. Он не имел в виду политику, которую мы знаем сегодня, – политику бюрократии, где для достижения чего-либо необходимо пройти через бюрократическую волокиту.
Напротив, Аристотель считал, что политика сообщества является составляющей высшей формы хорошей жизни. Здесь мы работаем вместе, чтобы определить и достичь общего блага.
Это деятельность для равных и способ применения сугубо человеческого таланта к практическому рассуждению. То, что Аристотель называл фронезисом.
Аристотель не считал политику возможной для всех. Кто-то должен работать, выращивать еду и торговать на рынке. Как эта девушка за прилавком, принимающая мои заказы, или парень, стоящий за ней и жарящий бургеры (скорее всего, имеющий докторскую степень по философии или английскому языку). И все же я стою здесь и жду свой бургер, вместо того, чтобы заниматься политикой. Если верить Аристотелю, я счастливчик.
Мы живем в двадцать первом веке с роботами-пылесосами и посудомойками. У нас есть время заниматься политикой общего блага и созерцать, – то есть думать.
Вот Аланис Мориссетт спрашивает: «Почему ты так боишься тишины? Вот, ты можешь с этим справиться?»
Я так и стою с кредиткой в руках? Все еще в очереди? В наушниках все еще играет музыка?
Люди не должны подчиняться животным
Сознание