плотную вуаль из недр своих священных одеяний. Обвязала ее вокруг головы и натянула поверх капюшон, от которого все еще пахло солями, заботливо собранными Круксом. Травяной, едкий, домашний запах, такой знакомый, что глаза снова начало жечь. Потом она выглянула в окно.
Из космоса Первый дом выглядел, как перевернутая шкатулка с драгоценностями. Окруженная белым сиянием планета, покрытая темно-синими, сверкающими, полными кислорода океанами. Планета воды, достаточно близко расположенная к огненному вихрю Доминика, чтобы вода не замерзла, но недостаточно близко, чтобы она иссохла. Зыбкий, изменчивый океан – повсюду, насколько хватало взгляда покрасневших, чешущихся глаз. Потом этот взгляд упал на собрание крошечных квадратиков, теснившихся вокруг сероватого центра.
Она вернулась назад к своему месту и поняла, что тревожно повторяет:
– Порой я что-то забываю… мне кажется, что я сплю.
– Это совершено нормально, моя госпожа, – сказал он. – Возможно, я прав, полагая, что, по-вашему, меня могло удивить ваше… ваша немощь. – Когда она посмотрела на него, он явно почувствовал, что грохот и треск механизмов шаттла для него невыносимы, и начал традиционное для Ортуса отступление: – Ваше… так называемое… заболевание…
– Нигенад, говори нормально.
– Ваше безумие, – сказал ее спутник.
Она чуть опустила плечи. Он принял ее облегчение за эмоцию, которую она никогда не испытывала, – и он должен был это знать. Он рассеянно произнес:
– На самом деле единственным сюрпризом, если можно так выразиться… стало… нет, я не удивлен, госпожа Харрохак. Возможно, вы даже находите это полезным.
– Полезным.
Ортус прочистил горло. Это вызвало у нее очень много эмоций. Ортус прочищал горло, как будто извлекал меч из ножен, как будто пересыпал костяшки пальцев в кармане, будучи некромантом Запертой гробницы. Было уже слишком поздно: он принялся декламировать.
– Костяное безумие пало на Нониуса,
Могучего воина и последнюю защиту.
Опалило его жаждой смерти, и взревело
Его огромное сердце, подобно черной печи,
Возжаждал он трупов…
– Ах да, – сказала Харрохак, – книга шестнадцатая. Кстати, термин «костяное безумие» можно истолковать совершенно неверно…
Лучше смерть от обнаженного клинка, лучше смерть от костей. Существовал только один способ привести Ортуса Нигенада в состояние полного исступления, и она успела забыть, что этим злоупотреблять не стоит. Ортус чопорно заявил, что, по его мнению, никто из читавших «Нониаду» не может быть таким идиотом, чтобы неправильно воспринять такое простое и запоминающееся словосочетание, как «костяное безумие». Потом предположил, что такие люди, вероятно, вовсе не умеют читать, и больше склонны к неприличным журналам и гадким памфлетам, чем к сложным эпическим поэмам вроде «Нониады», и что он, Ортус, все равно не хотел бы, чтобы подобные личности читали его стихи.
– По крайней