поэтому приподняться удалось только с третьей попытки. Во лбу пульсировало так, что на глазах выступили слезы.
Справа я увидела маму: она сидела, облокотившись о край кровати и опустив голову на руки. На одеяле – ее волосы, выбившиеся из косы. Они какие-то сухие и жирные одновременно, спутанные, с колтунами. Спина мамы мерно поднималась и опускалась – она спала. Левая ступня у меня затекла, и спасибо за это надо сказать Лу, свернувшейся калачиком в изножье кровати. Она лежала на моей ноге, обнимая любимую игрушку. Лу тихонько посапывала, на личике у нее крошки от пудинга. Я улыбнулась, сама не зная, почему. Мои губы, не выдержав натяжения, треснули, и я вздрогнула от новой боли.
По щеке сбежала слеза. Я сглотнула с трудом – во рту сухо и противно. Трясущейся рукой я потянулась к стакану с водой, стоявшему рядом, сделала несколько глотков, но, почувствовав тошноту, тут же поставила его на место.
И вдруг появилось оно – воспоминание. Нет, все воспоминания. Они замелькали в голове подобно кадрам диафильма. Только эти образы и воспоминания воспринимались как-то неправильно. Они словно не мои, а чужие. Вот мама смеется, глядя свою любимую мыльную оперу. Папа, читающий газету. Лу, которая смотрит на меня свирепо. Я даже помнила, чем ее рассердила.
Но воспоминаниям чего-то недоставало! Да как такое может быть?
Я нахмурилась, поджала губы в попытке отвлечься от надоевшей головной боли. Сердце забилось чаще, немного закружилась голова, но мне не до подобных мелочей. Надо разобраться, почему все ощущается так… неправильно. Чтобы это выяснить, я собралась с силами, сосредоточилась, подавляя жуткую боль, снова охватившую тело.
И тут в дверях палаты появился папа с двумя кружками кофе в руках. Он лохматый, помятый, в неправильно застегнутой рубашке. Увидев меня, папа широко распахнул глаза, под которыми синели круги.
– Нора, – ошеломленно прошептал он, чуть не уронив кружки на пол. Кофе немного выплеснулся, хотя на стаканчиках были крышки. Папа неверными шагами обошел кровать, суетливо поставил напитки на столик, а затем ласково, но настойчиво потряс маму за плечо. Его голос дрожал:
– Она пришла в себя, Анна. Наша Нора в сознании.
Голос папы сорвался. Он заплакал. Руки у меня совсем ослабли, и я рухнула обратно на постель. По моим собственным щекам побежали горячие слезы. Всхлипывать очень больно, мне казалось, что я вот-вот не выдержу. Каждый всхлип отдавался во всем теле. Каждая слеза обжигала кожу, пока стекала на подушку.
Такого чувства я никогда раньше не испытывала. Мне было ясно: что-то изменилось. Что-то не так, как должно быть. Это не давало мне покоя, но я ничего не могла сделать. Я совершенно разбита, но цела. Как разбившаяся ваза, которую потом неправильно склеили по кусочкам.
Я лежала, закрыв глаза. Сердце отчаянно билось о ребра, будто запертый в темнице узник, жаждущий вырваться на свободу. Я пыталась успокоиться, но это до безобразия тяжело. Паника таилась во мне, там, внутри, однако… я не знала, чем она вызвана.
Возможно, это самое худшее.
Неожиданно кровать