выстрел), как вдруг…
– Крестный, скорее сюда!
На крыльце появился Халилов. Он стоял в дверном проеме – четкий силуэт на фоне белесой утренней мглы, окутывавшей участок. Стоял так открыто и по-дурацки вызывающе, словно ему и в голову не приходило, что в любую минуту из этого мертвого заброшенного дома может грянуть выстрел.
– ОН за домом. Я на него наткнулся, споткнулся прямо, ей-богу, он… Мы опоздали, Крестный, – Халилов дышал так, словно пробежал стометровку.
Спустя два часа, когда на дачном участке уже работала оперативная группа, когда следователь прокуратуры, криминалист и судебный медик, ползая буквально на карачках по траве, сантиметр за сантиметром осматривали место этого нового происшествия, Никита Колосов сидел на полусгнившей дачной скамеечке, низкой и неудобной, облокотясь на столь же низкий и неудобный садовый столик с потрескавшейся столешницей, и, щурясь, смотрел на солнце. Оно казалось красноватым – точно на закате, а ведь было всего-навсего семь тридцать утра. Никите отчего-то представлялось, что он видит Марс – Красную планету. И видение это не предвещало ничего доброго.
– Странно все это как-то, Никита Михайлович, – тяжело ступая, подошел Касьянов – старший следователь областной прокуратуры, дежуривший всю эту неделю по области. Усталый. Длинное лицо – серое, помятое. Под глазами – мешки, вид сильно пьющего человека. Но Никите было отлично известно: Касьянов Толик и в рот не берет: язвенник-трезвенник, аккуратист и ужасный крючкотвор, но свое дело знает крепко. А его испитая внешность – одна только обманчивая видимость. – Вы его во сколько обнаружили? – Касьянов хмурился.
– Без четверти пять ровно, – Колосов отвечал через силу: великие пираты, это ж надо такое задержание ушло! Такого фигуранта из-под носа увели-угробили! (Он все еще никак не мог прийти в себя от досады и злости.)
– Семен Палыч, судмедэксперт, предполагает, что смерть наступила между половиной третьего и тремя часами ночи. В час Быка, в общем. – Касьянов пошуршал листами в своей следственной папке. – Палыч что-то с пятнами крови там колдует. Настороженный весь какой-то, заинтригованный, но пока выводами не делится… Мда-а, ну, а ты что скажешь?
Колосов молчал.
– У него вроде шея сломана. И горло, мда-а… Ты видел что-нибудь подобное прежде? Черт-те что.
Колосов машинально кивнул. Переливать из пустого в порожнее ему сейчас не хотелось. Этот труп он видел раньше Касьянова, раньше всех остальных коллег. И вот это самое изумленное «черт-те что» тоже уже слышал от Рената Халилова.
Когда они обогнули дом, Халилов, в руке у него был теперь вместо пистолета карманный фонарик, посветил в траву. У поленницы возле самого забора Колосов увидел торчащие из лопухов ноги в голубых джинсах. Пятно света сдвинулось вправо, и они увидели лицо того, кто был им так хорошо знаком по фотороботам и снимкам из спецальбома. Безжизненное мертвое лицо. Открытые глаза, кончик прикушенного языка