началась в час, когда большинство вечеринок обычно заканчиваются, привычный дискант под басовые бум-ц-ц-ц электронной музыки вскоре сменился низкочастотными ум-па-па, ум-па-па в сопровождении четкого скрипа.
– Это что… аккордеон?
– Угу, – ответила Конни.
– Но Алби не играет на аккордеоне.
– Значит, у него в номере аккордеонист.
– Какой ужас!
Теперь астматическое пыхтение перешло в четыре знакомых пронзительных минорных аккорда, играемые по кругу, под громкое топанье и похлопывание по бедру в исполнении моего сына.
– Что это за песня? Я ее знаю.
– Кажется, это «Smells Like Teen Spirit».
– Что-что?
– Послушай!
И точно, это была она.
Когда… если… я представляю аккордеониста, то почему-то всегда это смуглый мужчина в бретонской кепке. Но сейчас вопль «Нирваны» об одиночестве юности исполнялся женским голосом, этаким душевным криком городского глашатая, под аккомпанемент нашего сына, берущего аккорды на гитаре каждый раз с небольшим опозданием.
– И это называется музыка, – сказал я.
– Скорее, радиопомехи, – отозвалась Конни.
Смирившись с тем, что ночь будет долгой, я включил свет и потянулся за книгой, историей Второй мировой войны, а Конни засунула голову между двумя подушками и свернулась калачиком. Аккордеон, подобно волынке, – один из тех редких инструментов, которым зарабатывают деньги, если перестают играть, но следующие сорок пять минут таинственный гость моего сына терзал нещадно свою гармошку, услаждая слух пятого, шестого и седьмого этажей отеля «Хорошие времена» разнообразными песнями, среди прочих прозвучали неистовая «Satisfaction», бодрая «Losing My Religion» и вариация «Purple Rain», такая длинная и однообразная, что казалось, само время растянулось. Нам нравится концерт, Алби, – написал я в эсэмэске, – но уже поздно. Я нажал кнопку «отправить» и стал ждать, когда сообщение будет получено.
За стенкой прозвучал сигнал получения эсэмэски. Пауза, после которой зазвучала песня «Moondance» в исполнении больных эмфиземой ос.
– Наверное, он не прочел моего послания.
– Хм…
– Наверное, мне следует позвонить администратору и пожаловаться. Как будет по-французски «уберите аккордеониста из номера 603»?
– Хм…
– Хотя, конечно, нехорошо жаловаться на собственного сына.
– В прошлом тебя это не останавливало.
– Или просто постучать?..
– Дуглас, делай что хочешь, только перестань болтать!
– Эй! Это не я играю на аккордеоне!
– Иногда мне кажется, что я предпочла бы аккордеон.
– Что это значит?!
– Да ничего… просто полтретьего ночи…
И тут шум прекратился.
– Слава тебе господи! – сказала Конни. – Теперь давай спать.
Но раздражение осталось, и мы лежали под его пеленой, вспоминая подобные ночи, когда проявляли нетерпеливость, невнимание или злобу. Наверное, наш брак себя изжил. Наверное, я хочу тебя оставить.
А затем за нашими головами прозвучал удар, за которым последовал характерный ритмичный стук спинки кровати о нашу стену.
– Это