с вожаком небольшой стаи. Каждый год я проходил один и тот же курс. Руины замка Штауфхаймер с их подземным хранилищем были прекрасным убежищем для шести дюжин вооруженных людей. Прямо там, в темном укрытии, ландграф мог поклясться на Библии, что он прогонит двух веселых воров, дружелюбно выслушает почти отчаявшихся граждан и никогда никого не привлечет к ответственности из-за их причастности к этому перевороту. В крайнем случае, если ландграф откажется, останется то, что было запланировано до сих пор: насильственные действия внутри городских стен. И тогда, несомненно, иметь под стражей ландграфа и его главных советников было несомненным преимуществом. Правительство Лича было парализовано с самого начала. Все это, несомненно, было риском, но лучше умереть честного человека со сталью в кулаке, чем постоянная неуверенность, с которой ни один гражданин графства не знал, не проведет ли он следующую ночь за решеткой тростникового домика.
Они расстались незадолго до полуночи. Только ученый-юрист из Дернбурга оставался с Вольдемаром примерно до часа. На несколько дней своего пребывания в Глауштадте он снял квартиру со строителем совета и горел желанием еще раз наедине обсудить беседы потрошителя и художника.
[389] 6.
За исключением председателя, Glaustädter Malefikantengericht был лишь отделением городского суда, который уже имел компетенцию в этой области. Бальтазар Нос, которому ландграф доверил конституцию, сам выбрал заседателей и народных заседателей и, как и во многих других аспектах его профессии, не проявлял повседневной проницательности. Один из заседателей, Вольфганг Хольцхойер, и трое народных заседателей были послушными инструментами в руке своего хозяина и всегда кланялись, не противореча его интеллектуальному превосходству. Кроме того, их страх перед человеком террора, который был наделен столь неограниченными полномочиями и свободно распоряжался всеми безжалостными людьми и городскими солдатами, мог подавить все сомнения, тем более что они таким образом извлекали выгоду из суеты Носа со своей стороны. Другой асессор, доктор Адам Ксиландер, не боялся вступить в разногласие даже с Бальтазаром Носом там, где это потребовалось бы, но он был архетипом ограниченного фанатика, глубоко проникнутого необходимостью ненавистного Богу, душераздирающего колдовство и истребляйте магических существ огнем и мечом любой ценой. «Ведьмин молот», этот пресловутый памятник самым печальным отклонениям разума и сердца, возвышался над любым другим сводом законов с точки зрения убедительной логики. В то время как Бальтазар Нос действовал, по всей вероятности, только из самых общих интересов, г-н Адам Ксиландер держал свои руки в полной чистоте в этом вопросе и отверг все гонорары и акции, которые могли бы быть начислены ему в результате судебного разбирательства в соответствии с обычаями зловредные суды. Его зарплата казалась ему достаточной.
В отличие