смотрят спокойно и упрямо.
– Вы считаете, что я с ней не справлюсь, жом?
– Я уверен, тора.
– Я не боюсь крови. И боли тоже не боюсь. Я уехала из Русины, жом.
Доктор посмотрел на девушку в простом темном платье. На собаку рядом с ней. И чуточку смягчился.
Русина…
Война, революция… что видела эта девочка? Какое горе застыло в ее глазах колотым зимним льдом? Что заставляет ее держать пальцы на ошейнике собаки? Словно бы уверенности набираться…
Почему она так настроена?
– Тора, пойдемте со мной. Вы когда-нибудь работали сестрой милосердия?
– Я… участвовала в работе санитарного поезда.
Доктор откровенно фыркнул.
– И возил этот поезд знатных особ?
Зинаида запнулась.
– Как вы узнали?
– Тора, а где еще вы могли получить этот опыт? – врач не смеялся, он почти сочувствовал. – Подумайте сами! Поезд, знатные особы… кто у вас, в Русине?
– Император и императрица…
– И кого им покажут? У них, кажется, еще дочери?
– Д-да…
– Вы были в их свите, тора?
– Разве сейчас это важно? Их убили, жом…
Врач тоже запнулся.
– Простите, тора. Но поймите меня правильно. Никто и никогда не покажет начальству тяжелых больных. Чистенькие ранения, распоротая кожа, сквозная ранка, которая заживет за пару недель, не оставив и следа… причем все раненые были из благородных. Верно?
– Как вы догадались, жом… простите, не знаю вашего имени?
– Станислав. Станислав Рагальский, к вашим услугам, тора.
– Вы не тор, верно?
– Верно, тора. Мои предки были жомами, и я этим горжусь. Сам выучился, сам в люди вышел…
Зинаида опустила глаза.
– Не обижайтесь, жом. Я спросила не ради того, чтобы вас унизить.
Жом посмотрел на нее серьезными глазами, понял, что девушка не врет, – и коротко кивнул.
– Вы тоже не обижайтесь, тора. Я после ночного дежурства. И очень устал. Когда мне сказали, что встречи со мной добивается какая-то… тора…
– Фифа? Или та сестра милосердия высказалась еще… определенней?
Врач улыбнулся краешками губ.
– Намного… определенней.
Зинаида пожала плечами.
– Я не виновата, что произвожу такое впечатление. Но я действительно хочу научиться.
– Этому?
Врач без предупреждения распахнул дверь в палату – и вошел, заставляя Зинаиду последовать за ним.
И девушка закашлялась. Отчаянно и беспомощно.
Палата…
Рассчитана она была на четырех человек, а расположились в ней не меньше пятнадцати. Запах – хоть топор вешай.
Чем пахнет в таких палатах?
Человеческими страданиями?
Ах, как вы поэтичны! А чего попроще не желаете?
Кровь – свежая и загустевшая. Гной. Моча. Все это равно как свежее, так и застаревшее. Тухлятина, экскременты, пот, несвежее белье… все это смешивается в густую симфонию – и так бьет по ноздрям, что у неподготовленного человека может тошнота начаться.
Врач