полной и точной, зависит не просто успех операции, но и жизнь членов группы. Сейчас война, требуется особая бдительность, необходима самая тщательная проверка всех и каждого. Самое малое упущение, слабина может стоить десятков и сотен жизней разведчиков и тысяч жизней солдат на передовой. Нет права сейчас на жалость и слюнтяйство. Каждый проступок будет иметь последствия. Невиновные все равно будут оправданы, но это еще нужно доказать.
Эти мысли помогали сохранять спокойствие и хладнокровие, но стоило перенести их на себя, на то, что испытано на собственной шкуре, – и хладнокровия уже не хватало.
Сопровождавший Шелестова сержант госбезопасности остановился возле двери допросной комнаты.
– Если будет нужна помощь или когда закончите, нажмите кнопку под крышкой стола.
Максим кивнул и вошел.
Арестованный сидел на табурете посреди комнаты. До боли знакомая картина. Человек в изодранной окровавленной рубахе сидит на стуле прямо и смотрит точно перед собой. Так приказано. Руки скованы за спиной наручниками. За столом охранник, вскочивший сразу, как только Шелестов вошел.
Сколько лет этому человеку? Изможден, избит, седина в волосах. По седине возраст здесь не определить, здесь и молодые седеют. Кивнув охраннику, чтобы тот вышел и ждал за дверью, Максим прошел к столу.
Теперь он смог внимательнее рассмотреть арестованного. Интеллигентный человек с твердыми, уверенными складками возле губ. Сейчас лицо этого человека выражало обиду и боль. Это, скорее, пародия на маску уверенности. Тем более что свет настольной лампы направлен ему прямо в лицо. Вот так. По-другому у нас не умеют. Опять ссылаться на войну, что иначе нельзя, что «лес рубят – щепки летят»… Так можно думать и рассуждать тому, кто сам не побывал в роли «щепки». Шелестов выключил лампу.
– Профессор Горобецкий, – произнес Шелестов. – Заведующий «Лабораторией-28» Научно-исследовательского центра гидромеханики. Меня зовут Максим Андреевич. Мне нужно с вами о многом поговорить.
– Вы мой новый следователь? – спросил профессор хриплым голосом. – Разве в моем деле что-то еще непонятно органам? Я виновен, я готов понести наказание. Виновен лишь я один. Я отвечал за лабораторию и должен был все контролировать, а не перекладывать ответственность на чужие плечи.
– Эдуард Васильевич. – Шелестов увидел на столе ключ от наручников, встал и подошел к арестованному. – Поймите, что сейчас важнее не ваше раскаяние и не самобичевание. Сейчас важнее всего найти эту вашу злосчастную торпеду. Найти и уничтожить. Уж вы-то лучше меня понимаете, что, попади она в руки врага, и идея ваша уплывет и возродится во вражеском изделии, и тогда страшно будет всему миру. Вы же это понимаете?
– Понимаю. – Профессор опустил голову и стал растирать запястья со следами наручников. – Но других следователей интересовало мое признание в предательстве, на кого я работал и за сколько продал Родину.
– А я не следователь, я человек, который отправляется искать вашу торпеду. И