бежишь от огня, но несешь его в сердце своем.
Ты боишься обжечься, а пламя ликует: «Споем?»
Пляшет сталь между пальцев, и кровью окропится путь.
Этот выбор не твой, но тебе уж с него не свернуть.
За спиною твоей стяг из перьев чернее чем ночь.
Прорастают сквозь кожу – не вырвать, не бросить их прочь,
Только с ними сгореть. Почему же ты не бежишь?
Почему, огневица, ты волков своих ждешь и молчишь?
Серый лес проходя, знай, что ты до костей обгоришь.
И, срываясь с обрыва, знай, что ты никогда не взлетишь.
Волчья стая рассыплется пеплом средь красных рябин,
И останется только одна
Из двух половин.
Итрида быстро шла прочь от площади, сунув руки под мышки. Лицо чужачки было спокойно, и никому не удалось бы прочесть, что творилось в ее душе. Разве что человек с немалым коробом жизненных неурядиц за плечами мог заглянуть в черные глаза и вздрогнуть, уловив отзвук чего-то страшного.
Но в глаза бродяжнице никто не смотрел.
Итрида без приключений добралась до «Ладьи». К вечеру народу в корчму набилось столько, что яблоку негде было упасть. Поприветствовав Бояну и Храбра, Итрида одним духом осушила кружку прохладного пива. Сейчас, когда глумец вместе с его колдовским инструментом и бьющими в самое нутро песенками остался далеко, бродяжница ругала себя, что не сдержалась и воспользовалась огнем. Она прижала ко лбу холодную кружку и устало закрыла глаза.
– Эй, – окликнула ее Бояна, уже какое-то время обеспокоенно наблюдавшая за подругой. – На тебе лица нет. Стряслось чего?
Итрида покачала головой.
– Надо дождаться Даромира и валить отсюда. Какой ближайший город, куда мы можем податься?
– Пожалуй, Берестье, – прогудел Храбр, задумчиво потирая подбородок. – Только куды спешить? Расплатились с нами по чести. «Ладья» эта – лучшая корчма Каменки, а тутошнее пиво таково, что я готов его вместо еды кушать. Может, хоть пару дней дух переведем?
– Тревожно мне, – Итрида со стуком опустила кружку на стол и махнула разносчице, чтобы та снова ее наполнила.
– Встретила кого-то? – осторожно спросила Бояна, но Итрида опять мотнула головой.
– Нет. Из людей – никого.
Только из воспоминаний.
Итрида осматривала зал, скользя взглядом по лицам и не задерживаясь ни на одном из них. Пальцы покалывало. Итрида почувствовала, как к царапанью когтей внутри добавилось странное ощущение, словно ее касается чья-то жесткая шерсть.
Бродяжница чуть поморщилась, скрывая исказившееся лицо за кружкой с пивом, потом заметила хозяина корчмы и невольно принялась за ним наблюдать. Его светловолосая голова и заплетенная в две косицы борода мелькали то тут, то там, пока он самолично разносил свое знаменитое пшеничное пиво, ловко расставляя на столах по восемь кружек за раз. В «Золотой ладье» было шумно; дымовая завеса от курительных трубок шеххов наполняла нос вкрадчивым