пара тюбиков помады, тушь для ресниц, куча старых чеков и не поместившихся в кошелек дисконтных карт, записная книжка, пудреница, тональный крем, пара презервативов, тест на беременность и много чего еще, но кошелька не было.
– Так, – начала закипать Энджи, уже догадываясь, что кошелька она не найдет. – Стоп, – побелела она лицом, – а где мой паспорт и права с документами на машину?
Она яростно потрясла сумку, из которой нехотя вывалилась задержавшаяся там упаковка мятной жвачки, но ни документов, ни кошелька не увидела. Проверив рукой все закоулки пустой сумки, Энджи отшвырнула ее в сторону.
– Нет, но это уже чересчур, – чуть не плакала она, – мать меня решила здесь похоронить?
Обида, злость накатили на нее волной, и, чувствуя знакомые эмоции, она была уже почти готова отдаться им в полной мере, но вспомнила про Жужу.
– Нет, Энджи, дыши, – сказала она себе и послушно задышала: вдох-выдох.
Ярость понемногу ушла, осталась обида и боль от предательства и равнодушия матери.
– Зачем ты так со мной, мама! Я же не виновата, – упала она на свою клочковатую постель и разрыдалась.
Сколько она так проплакала, неизвестно. Когда слезы кончились, Энджи незаметно заснула и проспала пару часов. Разбудил ее голос Егорши:
– Энджи, ты где?
Открыв глаза, девушка не сразу вспомнила, где она, но уже через минуту вскочила на ноги и выбежала на крыльцо:
– Я здесь! – крикнула она и удивленно застыла: – Егорша, это ты?
Глава 15
– Ну да, я, – смущенно улыбаясь, ответил довольно симпатичный мужчина лет тридцати.
Внешне сейчас Егорша ничем не напоминал того бомжеватого вида пройдоху, который не так давно ушел в Глухово. Единственное, что у них было общего, – это чернеющий фингал под левым глазом. На вымытом до блеска лице он стал еще заметней. В остальном это были абсолютно разные люди. Конечно, джинсы и рубашка – не смокинг, но это было уже намного лучше тех грязных обносков, в которых Егорша щеголял при первом знакомстве. Отросшие волосы, конечно, не мешало бы немного подстричь, но блестящие пряди, черные как вороново крыло, уже мало походили на то гнездо, что до этого было у него на голове. Начисто выбритое лицо, несмотря на небольшую одутловатость, являло миру хорошей лепки подбородок, ярко выраженные скулы, брови вразлет и пока единственный, но яркий, откровенно синий, глаз в опушке длиннющих черных ресниц.
– Ты, оказывается, ничего. Брюнет с голубыми глазами, точнее с одним, – не скрывая искреннего удивления, протянула девушка.
– Ну да, – расцвел улыбкой тот, – решил привести себя немного в порядок, а то ты все обниматься лезешь, а мне как-то неловко.
Энджи была бы и рада улыбнуться шутке приятеля, но, вспомнив о новом вероломстве матери, она лишь грустно кивнула.
– Похоже, я здесь застряла навсегда, – опускаясь на крыльцо, глухо произнесла она.
– Не расстраивайся, – попытался приободрить девушку Егорша, но голос его звучал не очень убедительно.
Энджи