она ходила по залу неслышно, как тень, и Реда периодически говорил ей что-то на французском еле слышным шепотом, одними губами. Кажется, она понимала его с одного взгляда.
– Друзья, – сказала она с секундной заминкой, – мы рады были провести с вами эти сложные дни. И сейчас те, кто услышит свое имя, должны зайти в зал. Остальным – большое спасибо. Прошу. Эмили!
Темненькая девушка, стоящая ближе всех к дверям, вспыхнула, прижала ладонь к губам и нырнула в приоткрытую дверь, ни на кого не оглянувшись.
– Александр!
Кто-то из задних рядов торопливо стал протискиваться между расступающимися участниками.
У меня звенело в голове, и я не мог заставить себя поднять глаза, только смотрел в пол перед собой, уже почти не слыша имен, которые называли. Неужели не возьмут? Наверно, нет. Снова не я. Опять не я. Как же так. И еще.
В какой-то момент возникла пауза. Я поднял глаза, белый шум в ушах выключился. Так и стоявшая возле меня рыжая ирландка подняла бровь и глядела на меня с насмешливым удивлением.
– Jonathan, come.
– Что? – спросил я по-русски от неожиданности.
– Jonathan? – глядя прямо на меня, повторила ассистентка. – Are you Jonathan, right?
По краю сознания скользнула мысль, что они всю неделю так и звали меня этим прозвищем, кажется, даже не заглянув в мою анкету, где я честно указал настоящее имя. Но эта мысль так и осталась на задворках, потому что я уже проходил в эту двойную дверь зала, где мы провели эти шесть дней безвылазно.
Пока я привыкал к оглушительной мысли «меня взяли!», сзади стукнула дверь, и моя рыжая партнерша, просвистев мимо, встала в общий круг рядом с маленькой Эмили, у которой виднелись на глазах слезы. На щеках у ирландки горели малиновые пятна, волосы растрепались, она встретилась взглядом со мной и тихонько показала большой палец.
– Это всё, – сказал Реда, обводя нас взглядом. – Bienvenue à Vérone.
После секундной паузы мы захохотали. Громко и безудержно, словно все напряжение за шесть дней вдруг взорвалось, выстроенный круг скомкался и превратился в общую кучу, кто-то от смеха не мог устоять на ногах, кто-то хлопал себя по коленкам, я, кажется, вытирал слезы и кричал на русском: «Верона ждёт!»
– Всё, всё, друзья, – Реда хлопнул в ладоши, и мы кое-как снова выстроились в круг. Издерганные, взмыленные, лохматые и безумно счастливые. Дух конкуренции сменился ощущением команды за эти несколько секунд дружного хохота и веселья. Возможно, в этом и была идея хореографа.
– Добро пожаловать в семью «Ромео и Джульетты», – сказал Реда по-английски, улыбаясь. – Мы пройдем очень большой путь в эти три месяца подготовки к мюзиклу Жерара. Я рад встрече с каждым из вас, Монтекки и Капулетти.
Когда я вышел из зала, в голове гудело то ли от облегчения, то ли от голода, то ли от счастья, и все так же не хотелось думать ни на минуту вперед.
Марта стояла напротив главного входа, держась двумя руками за наушники и встав на цыпочки.
– Париж твой? – спросила она, когда я подошел и остановился напротив неё.
Париж мой.
После