года, жил там припеваючи.
12 февраля 1948 вернулся окончательно в Советский Союз, какое-то время возглавлял Рижскую епархию и 27 марта 1951 года назначен митрополитом Ростовским и Новочеркасским.
Приехал в Ростов-на-Дону весь в золоте и бриллиантах. Заказал себе самую дорогую машину ЗИЛ–110, на которой ездили только высшие чины советского государства. Среди всеобщей послевоенной нищеты не стеснялся выделяться своим богатством и роскошью.
Шло время, к нему присматривались и наконец пожаловались на него патриарху Алексию I. Он направил к епископу отца Пимена, иеромонаха самого строгого жития, но увещевания на «американца» не подействовали. Тогда патриарх принял решение отстранить Сергия от епархии и сослать его на послух и покаяние во Псково-Печерский монастырь, а владыку Пимена поставить над тем монастырём наместником, чтобы было с кого пример брать.
Иеромонах Пимен приехал в Ростов-на-Дону за «неисправимым американцем». Прощальная служба епископа должна состояться в соборе Рождества Пресвятой Богородицы, главном храме Ростова-на-Дону на Николаевском переулке (ныне ул. Станиславского, д.58). Пимен приехал раньше епископа, за ним невольно стал наблюдать Саша:
«Чёрный монах, крестясь и кладя поклоны иконам по обе стороны главного иконостаса, вошёл в алтарь и остановился на молитву. Необычна была бедность его лица в южном городе, где нехотя загоришь. Строгость этого человека не отпугивала, за ним хотелось наблюдать, понять его.»
Потом явился сам Вениамин.
Служба была примечательной. Вот как описана она в очерке «Мой Чёрный Монах»:
«Несколько диаконов чинно прошли к машине, распахнули дверцу, под локти подхватили выходящего [Вениамина]. Он вырос между ними, отсвечивая на солнце бисером, камнями и металлом. Зрелище отдавало византийской пышностью…
Епископ [Вениамин] глядел на них [на паству] как Христос на тех, кто нахватал камней, чтобы побить грешницу. Люди занервничали, кое-где начали всхлипывать, замелькали носовые платки.
Он умолк. На несколько секунд наступила жуткая тишина. Даже всхлипы пропали.
И тогда на толпу обрушилась вулканическая лава.
– Разве камень, – прогремел владыко и бросил вниз левую руку с напряжённым указательным пальцем, – может подняться на попирающего его?
Накалив атмосферу горечью к несправедливо обиженным, он открыто пошёл в атаку, подбросил посох, поймал его в воздухе и выкрикнул:
– Разве посох может ударить владельца своего?
И после паузы, воздев глаза и свободную руку, негромко, с горьким упрёком, вопросил:
– Разве паства может подняться на пастыря своего?..
И все до единого начали повторять, словно речёвку на политической манифестации: «Прости, владыко! Прости, Христа ради!»
Саша чуждался стадности, не любил толпу и среди неё чувствовал себя чужаком.
Он вышел из храма.
Законы овладения толпой и доведения её до экстаза, как это делали Гитлер и Муссолини, он прекрасно