облаками, другая за Рени. Причем облака будут горизонтом будущего, а Рени хвостом прошлого. Настоящим станет сам Туке, центром, где собирается прошлое и будущее.
Когда он очнется, жена будет уже спать. «А может быть, она легла сразу после душа?» – подумает Туке, глядя на выключенный нейронный модулятор. В голове мелькнет мысль, что было бы неплохо связаться с Арья и просто поговорить. Вот только вряд ли она захочет просто поговорить. Причем виной всему будет Рени, которая убедила себя, а заодно и всех остальных, что у Туке и Новы Арья что-то есть. И пусть эта связь, по ее мнению, имеет место быть лишь на нейронном уровне, но…
Туке примет душ и ляжет спать. Кровать в этой огромной квартире будет достаточно большой, чтобы супруги не беспокоили ночью друг друга. Как-то отрешенно Туке подумает о том, приводит в эту кровать Рени кого-нибудь или нет? Особенно, когда его нет дома. Два месяца большой срок. Туке закроет глаза, пытаясь заснуть…
Спустя неделю он соберет вещи и отправится в агентство для очередного прыжка в прошлое. На прощальной вечеринке он ограничится лишь парой бутылок запрещенного синтетического пива. Все будет каким-то пустым и холодным, если сравнивать с тем, что Туке видел в прошлом. Особенно пустые комнаты с высокими потолками и голыми стенами, в углах которых можно найти целые пакеты синтетического кокаина или ящики запрещенного спиртного. С какой-то безразличной усталостью Туке выйдет на балкон, увидит коллегу Рени – Мира Левски с девушкой и, извинившись, оставит их наедине. «Когда успел прийти Левски?» – подумает Туке, припоминая, как он отказался помочь ему в участке, затем Туке вспомнит молодую проститутку по имени Мо, которую вытащит из камеры патрульный.
– Да не может быть, – скажет себе под нос Туке, снова выглянет на балкон.
Девушка Левски и молодая проститутка окажутся одним лицом. Туке снова попытается вспомнить, когда пришел Левски и почему «в дневном свете» он не сразу смог узнать его «девушку». «А может быть, Левски и не здоровался с нами? – подумает Туке. – Может быть, он просто открыл дверь и сразу прошел на балкон? Но почему? Чтобы сэкономить на отеле? Интересно, есть ли у Левски жена? А дети?» Все эти мысли промелькнут за какое-то мгновение, потом Левски заметит Туке.
– Не знал, что тебе нравится подглядывать, – скажет он.
– Не нравится, – скажет Туке, стараясь не замечать какой-то неестественно белый в темноте зад Левски.
– Если не любишь подглядывать, тогда почему стоишь здесь? – спросит патрульный.
– Потому что это моя квартира и мой балкон, – разозлится Туке.
– Ты всегда ведешь себя так перед прыжком в прошлое?
– Веду себя как?
– Как будто стал центром мира, – Левски широко улыбнется. – Рени говорит, что ты невыносим.
– А еще она считает меня хлюпиком, – скажет Туке. – Всех хронографов считает хлюпиками. Не обижаться же мне на нее за это. Многие люди считают, что те, кто работают в правоохранительных органах, либо садисты, либо скрытые гомосексуалисты, которые прячут за жестокостью свои слабости.